Александр Альбертович Прилучный. Деревня Детства моего… - Глава 11

                                                Глава 11.

          Видимо, так уж устроен человеческий мозг, что запоминает он надолго, даже на всю жизнь какие-то стрессовые ситуации, потрясения, яркие впечатления, а уж ушибы, травмы, синяки и ссадины, полученные в детстве, не забываются никогда.

            Было мне три года, когда я, взобравшись на табуретку и взяв в руки ножницы, вставил эти ножницы в розетку. Отбросило меня метра на три-четыре от стены, как ветром сдуло с табуретки. Помню крики отца и матери, ладонь левой руки была обожжена, все суетились кругом меня, бинтовали руку, бабуля охала и ахала, бегала с какой-то мазью. Но все быстро зажило, как на собаке, а вот шрамы на руке остались на всю жизнь. Еще один шрам на левой опять же руке я заработал лет в пять-шесть, нарвавшись на торчавший в стене гвоздь. Тогда ведь не было вешалок для одежды, а просто в стену вколачивался гвоздь – вот и готова вешалка. Для нас, детей, чтоб нам самим доставать одежду, эти гвозди были вколочены пониже. Как-то раз, видимо я торопился и, разбежавшись, попытался по быстрому смахнуть одежду с вешалки-гвоздя, но не рассчитал и вмазал по гвоздю рукой чуть пониже ладони, как раз тем местом, где обычно доктора пульс проверяют. Разодрал руку, кровь хлещет, из взрослых дома одна бабушка. Она мне платком перевязала руку, чтоб кровь остановить, я ору – больно же, но ничего - справились, в больницу потом сходили на утро, все там перевязали по-нормальному, дня три с повязкой походил – зажило. Еще один шрам отметился на руке.

            Но на этом все не закончилось. Левая рука опять пострадала, когда я учился в первом классе. Чайников электрических тогда, по-моему, еще не было, и воду на чай грели в угольных самоварах. Вода в таком самоваре долго не остывает. В один вечер вся наша семья собралась за большим столом на ужин, самовар стоит на столе - шумит, как паровоз. Мама налила  чаю в стакан, поставила на блюдце и подвинула ко мне. И тут я обнаружил, что нет на столе чайных ложек. Вскочив с места, я по длинной лавке сбегал к шкафу за ложками и,  прибежав на место, плюхнулся на лавку, зацепив локтем блюдце со стаканом. Стакан опрокинулся, и кипяток вылился на мою многострадальную руку. Боль была адская, кожа  сползла с руки, я кричу, все суетятся кругом меня. Бабушка сбегала  в деревню, принесла какого-то снадобья от ожогов, давай мне мазать руку, я ору еще сильнее, вообщем всем досталось в эту бессонную ночь. Целый месяц, а может и больше,  ходил  я на перевязки в больницу, и местный доктор Анна Савватиевна лечила мою руку – разбинтует руку, посыплет желтым порошком каким-то, забинтует опять, через два-три дня  снова процедура повторяется. Я мужественно терпел, а куда ж деваться.

           Почти у всех пацанов в деревне, да и у девчонок тоже, были велосипеды. Мы не мыслили жизни летом без «великов». Сначала трехколесные, потом «Школьники», «Орленки», а затем и взрослые «Уралы» - по мере взросления и велосипеды требовались больше. Если мне покупали родители «Урал», то брат с сестрой доезживали мой « Орленок», если, конечно он был еще пригоден для эксплуатации. Кто еще  мал был, а велосипеда маленького не было, то брали у старших братьев или сестер и умудрялись на больших кататься.   С седла не достает до педалей, так ездил «под рамой» - так это у нас называлось. 

           Бывало, приедет целая орава ребят на речку, велосипеды стоят и лежат все в одной куче – поди, разберись, где чей. Иногда менялись с кем-нибудь велосипедами – интересно прокатиться было на чужом, прикинуть для себя – лучше или хуже твоего. Для «великов» придумывали различные украшения и прибамбасы. Круто было намотать на спицы разноцветную проволоку или обмотать ей же багажник. Кто-то делал багажник мягким, положив на него что-то типа подушки, да и на раму между рулем и сиденьем приматывали что-то мягкое, чтоб возить пассажиров.  Или приматывали кусочек толстой проволоки к передней вилке, так чтобы выступающий конец задевал за спицы – при езде создавалось стрекотание – вся деревня вечером «стрекотала». А уж если у кого на велосипеде стояла настоящая фара, подключенная к «динамке», которая в свою очередь крепилась на переднюю вилку и приводилась в действие от вращающегося колеса, то это было верхом совершенства и объектом зависти многих пацанов. У многих  были и велосипедные спидометры, которые также крепились на переднюю вилку и приводились в действие от колеса.

           Так вот, разговор я веду к тому, что иногда мы так с велосипедов падали, что обдирались с ног до головы и долго потом раны залечивали. Я один раз с горки спускался к речке и вроде бы не быстро ехал, но отвлекся на кого-то, колесо угодило в выбоину на дороге, и я упал. Ободрал о землю руки, ноги и бок капитально. Тут уж не до купания, скорее бы до дому добраться. Приехал домой, мама меня обработала   йодом, предварительно поругав. Нарвав у тропинки подорожника, заполз я в тенек на крышу сарая и лежал  там до вечера, прикладывая к ранам холодные листья. Дня два к велосипеду  не подходил, а потом все зажило, все забылось, и я, как ни в чем не бывало, опять гонял по деревне и на речку. Друг Мишка, который приезжал к бабушке Анфисе на лето, повторил мой «подвиг», упав с разгона под Первой Лодыгинской горой. Он наскочил на выступающий из земли камень, то ли не заметил его, то ли отвлекся – полет был классный. Слава Богу, Мишка ничего не сломал у себя, кроме велосипеда, но ободрался он сильно, лежал дома несколько дней.

           А еще вспоминается случай. Мама послала меня в магазин за хлебом. Я, чтоб времени зря не терять, решил ехать на «велике» через Кулаково по мосткам – так ближе. Переехав благополучно ручей по мостику и, перебравшись через огород, я поддал «газу» и помчался по мосткам. В одном месте переднее колесо угодило в щель между досками. Полет мой через руль надо было видеть! Да может, кто и видел, я не знаю. Приземлился я в густые заросли крапивы. Так как день был жаркий, то я естественно рубашку не надел. Тело покрылось волдырями моментально, ноги тоже были обожжены. Какой уж тут магазин. Едва сдерживая слезы, я поехал обратно домой. Мама заохала, увидев в каком виде ее сын влетел домой. Потом она мазала меня сметаной, свежим огурцом и еще чем-то. Потом мы сидели с ней за столом в комнате и хохотали до слез – я вспоминал в мельчайших подробностях мой полет в крапиву…        

    Please publish modules in offcanvas position.