Глава 6.

       Никогда не забыть  запах деревни из своего детства. Запах весны, когда природа просыпается и повсюду растекается какая-то приятная свежесть от  оттаивающей земли,  идет тепло от прогревающихся на солнце деревянных стен домов, от  колотых дров, которые заготовлены зимой и кучей лежат на задворках. Прилетевшие грачи расхаживают по дороге и что-то выискивают в рассыпанной сенной трухе, скворцы заселяют свои скворечники, воробьи от радости купаются в первых лужах и ручейках. А эти ручейки постепенно набирают свою силу и стекаются в один большой ручей, и вот ребятня уже строит запруды из снега прямо на дороге, преграждая путь воде. Вода все прибывает, а запруда все выше и образуется постепенно целое озеро. И мы ждем, когда какая-нибудь машина или трактор поедет и пробьет эту запруду, и вода хлынет большим потоком, а мы бежим рядом с этим потоком мокрые по уши…

       Поздней весной над деревней стоит аромат цветущей черемухи. Черемуха в деревне росла у каждого дома, она была повсюду, и весной было все белым-бело от ее цвета.

   В конце мая, начале июня бегали мы по вечерам на карьер ловить майских жуков. Сломаешь большую ветку с черемухи и сбиваешь пролетающих жуков. Потом каждого в отдельный спичечный коробок. К уху приставишь коробок – слушаешь, как он там скребется. Наутро в школу принесешь и подсунешь приоткрытый коробок какой-нибудь девчонке незаметно в портфель или на платье жука прицепишь. Визгу бывало много, когда она его случайно обнаружит  уже под платьем.

     Летом интересно было нам посидеть у костра на пастбище за деревней, когда пастух дядя Коля Лодыгин  пас коров в «ночное». Разожжет он огонь около большого камня, что на Заполосках. – ночь-то холодна в июне, у костра веселее время коротать. Мы к нему прибежим, усядемся на нагретом за день солнцем камне, слушаем рассказы дяди Коли о войне и печем картошку или, нанизав ломоть черного хлеба на ивовый прутик, поджариваем его на костре, а кругом белая ночь и туман, как молоко, в поскотине около леса. Далеко за полночь разбежимся уже по домам. Бежишь по прохладе, а уже и солнышко из-за леса освещает крыши домов, коровы неспешно тянутся к ферме на утреннюю дойку, соловьи в кустах заливаются, петухи перекличку в деревне ведут. Прибежишь домой, и на чердак, нырнешь в постель под холодное одеяло, а не спится, слушаешь, как по крыше  галки стучат  своими клювами, галдят – прилетели с утра пораньше, спать не дают…

    Лето в деревне пахнет свежескошенной травой, дождем, чистым-чистым воздухом после грозы, разнотравьем на лугах, парным молоком, тополями, дорожной пылью. А еще лето пахнет земляникой, черникой и малиной. Землянику мы собирали у карьеров или по опушке леса на пригорках и в сосняке. Принесешь домой ягод, мама сделает ягодницу с молоком – уходит влет. За черникой ходили в лес к деревне Лодыгино, а иногда и просто по пути на речку туда забегали – наедимся ягод и купаться. Да эту чернику и сам долго не пособираешь – растет-то в тени, а там комарья обычно – ужас. А на речку по жаре обычно в одних трусах бегали. Выгонят комары  пацанов из леса – шагаем дальше чумазые от ягоды.

      В нашем детстве дождики были теплые. Это сейчас прошла гроза и похолодало.  Раньше мы бегали босиком под дождем по лужам и грязи, не боясь простудиться, в речке купались в дождь, а после дождя  вода теплая, как парное молоко. Если идет дождь и светит солнце, значит это грибной дождь, так мы считали в детстве. А кто-нибудь пробовал добежать до радуги когда-нибудь? Я пробовал. Не получилось… 

      В жаркие дни на реке у Лодыгинской мельницы пропадали с утра до вечера. От самой бывшей мельницы уже ничего не осталось, только два больших жернова лежали в речке у моста. Плесо  было глубокое, некоторые смельчаки ныряли с моста «на головку», не боясь разбить себе голову. А еще с берега из широкой толстой плахи была сделана длинная «нырялка» – в аккурат в середину омута можно было нырнуть с нее… 

     Пешком  или на велосипедах, часов в десять утра, а то и раньше, тянется деревенская ребятня на речку.  Путь на реку у нас всегда был один – через Большое поле. Идешь или мчишься на «велике», а лен цветет голубой-голубой и переливается на ветру, и кажется, что плывешь по морю. Или рожь волнами переливается на ветру, а в ней цветет множество васильков, которых нарвешь на обратном пути с речки, принесешь домой и поставишь в вазу на круглый стол в комнате – вот мама обрадуется.

      Придя на речку, разводим костер, наломав сухих веток и сучьев в ближайших  кустах, и прыгаем в еще непрогретую солнцем воду. Накупавшись до посинения, станем кружком у костра – греемся. Домой скатаешься на «велике» для того, чтобы перекусить что-нибудь на «скору руку» – молочка холодного с ломтем посоленного черного хлеба, и опять на речку до вечера. А вода уже теплая к вечеру, вылезать из реки не хочется.

    По дороге на реку заглядывали в заброшенные уже гумна[8], играли там, ползая по оставленным когда-то пыльным снопам. Иногда эти гумна сгорали от наших детских игр с огнем (на реку без спичек не ходили). Почти все эти деревянные сооружения сгорели от того, что ребятня покурила или просто спичку зажженную бросил  случайно кто-то, дабы посмотреть, а как  загорит, например, сноп льна – быстро или нет. Горело быстро, едва успевали убегать. Десять минут – и гумна нет… Разборки потом с взрослыми…

     Но на речке мы не только купались, а еще и рыбку ловили, конечно. Рыбы было много, но с моста обычно ловилась мелкая рыбешка – меева или красноперка. Ловили на червя, а иногда у этой рыбки был такой жор, что брала на голый крючок. Надергаешь рыбешки на удочку, принесешь домой, мама нажарит – вкуснятина. Кошке тоже праздник случался, когда уже не охота было чистить эту мелочь. Ельца ловили подальше от места купания, в основном на Ивановой Ляжке – там было глубокое плесо, и елец там водился. А еще кололи налима  вилками на перекатах, много было его в те времена. Дома у мамы  на кухне стащищь крепкую стальную вилку, и на реку. Идешь осторожно по перекату, дабы не спугнуть налима и высматриваешь его под камнями. Подкрадешься по-тихому к нему, и тут уж нужна только быстрота и ловкость рук – медленно подносишь вилку – удар, вилка воткнулась в голову, есть добыча. Но иногда и налим проворнее окажется – уйдет.

     Как-то мы с отцом и дядей Леней поехали на мотоцикле чуть ниже Лодыгинской мельницы на рыбалку. Они вдвоем перегородили речку сетью, взяли палки и давай рыбу гнать по реке в сеть. А я шел по берегу и смотрел, как переливается серебром елец в реке, столько рыбы я еще не видал за свою недолгую жизнь. За один заход улов был очень большой – сеть едва вытащили, собрали рыбу из нее в мешок, погрузили в коляску и довольные поехали домой.

   А еще была радость детворе, когда на колхозных полях поспеет горох, тут уж ни агроном, ни бригадир не могут поручиться за сохранность урожая – вытаптывалось больше нашими ногами, чем собиралось стручков. Заправишь рубаху просторную в штаны, потуже затянешь ремнем и давай складывать горох в рубаху, а потом мерялись у кого «пузо» от собранного гороха больше. Ароматный, сладкий горох в стручках – любимое наше лакомство того времени. Колхоз уже потом специально поле гороха для ребят засевал, чтоб не вытаптывали остальные поля…