Глава 8.

     Старая кузница – там работал мой дед – Горбунов Василий Иванович, меня тянуло туда к нему, в это прокопченное, покосившееся,  вросшее в землю строение, с воротами посередине и полусгнившей крышей. За кузницей росло много черемухи и, взобравшись по приставленным повсюду к стене железякам на крышу, я наедался этой ягоды, что во рту связывало до оскомины.

      На каникулах я часто наведывался  в кузницу. Бежишь по тропинке и уже издали слышишь звон наковальни – дед колдует над очередной железякой. Перед кузницей было полно разного металла –  здесь стояли конные грабли, косилки, лежали бороны, какие-то корыта, ванны. В кузнице все было черно от пыли, сажи и копоти, кругом лемеха, бороны, колеса, прутья, какие-то непонятные мне, пацану детали, инструменты, разная железная мелочь, а также самовары, ведра, кастрюли и прочая домашняя утварь, принесенная для ремонта жителями деревни.   Дед стоит у наковальни и бьет молотом по раскаленной добела заготовке, лицо черно от копоти – только глаза блестят, во рту мундштук с папиросой. Мундштук он изо рта не выпускал, даже если и папироса в нем уже давно погасла или там ее и вовсе не было.         

     Хитро щурясь, дед предложит и мне поучаствовать в работе, даст молоток поменьше, сам держит железку клещами, покажет, как бить и куда. Я стараюсь, пытаюсь не ударить в грязь лицом, а мой наставник подбадривает меня, подсказывает, поворачивает деталь клещами и вот уже вырисовывается что-то похожее на болт или скобу. Потом дед довершит мою кропотливую работу несколькими ударами молота и окунет сие произведение в бочку с водой, а потом бросит на земляной пол остывать. «Молодец» – скажет он, и я уже горжусь тем, что сделал что-то полезное и заслужил похвалу.

      Приходилось мне и меха качать – раздувать горнó, и уголь каменный подносить в ведрах, и инструмент разный деду подавать, и железо разное таскать, что мне по силам было – тяжелого он мне категорически не разрешал поднимать, ругался даже на меня, если я уж очень усердствовал. Один раз я даже нож себе выковал, правда, с помощью деда – большой, крепкий, ручку деревянную сделал, но родители у меня его отобрали от греха подальше…

    После работы и чаем побалуемся, вскипятив чайник на углях в горне. Сидим, пьем смородиновый чай с сухарями или сушками, Василий Иванович рассказывает о войне, о том, как до войны жили, о том, как он из Германии после Победы привез домой чемодан не разных там сладостей и «тряпок», а чемодан ключей, метчиков и прочего инструмента. Ну а если он еще и водочки тяпнет, то баек его не переслушать. Частенько к нему заходил деревенский люд  подлатать домашнюю утварь, ну а за работу бутылочку принесут – посидят, выпьют. Дед откуда-то гармошку из каморки вытащит, такую же прокопченную, как он сам – иногда и до плясок-песен дело доходит. Гармонист он был неплохой, часто на свадьбах и праздниках играл, вообщем, где дед, там и гармошка. Был он и по столярному делу мастер, дом наш в Подгорой обшивал вагонкой, делал обналичку на окна – до сих пор все стоит.

    Вот такой был мой дед Василий – уважаемый всеми в деревне, мастеровой, веселый и юморной…

     В 1976 году Василия Ивановича не стало. Сказались раны, полученные на войне, да и работа в кузнице тоже. Хоронили его перед Днем Победы всей деревней с оркестром.  Мне было тогда четырнадцать лет, я шел за машиной, на которой везли гроб, и не сдерживал слез – мне было жаль деда…