НА РЫБАЛКЕ

Рыбачить я начал с 62-го года. Купил у одного механизатора две сетки на сорогу, окуня и щуку. Первые года ставили сети и ловили вдвоем с братом Николаем. Когда приезжал летом Толя, то и он с нами ездил на речку. Обычно с вечера поставим сети и до утра. Я раскладываю костер, а Николай ловит рыбу на «дорожку» или на удочку. А в сети попадет несколько сорожин, окунек-другой или щука. Так что всегда получалась уха тройная. Брали всегда с собой бутылку водки. Поужинаем, попьем чаю, немного поразговариваем - и спать. Спали обычно у костра, но иногда и в избушке. На каждом участке в каждой бригаде на Чурге были построены избушки, и люди на сенокосе спали в них, спали в них также рыбаки и охотники.

Утром, часов в шесть, снимем сети, попьем чаю и домой. Привози¬ли рыбы каждый на уху и на пирог. В то время у людей сетей мало было, и рыба в Чурге водилась, особенно сороги и окуни. Щук было поменьше, так как их ловили на «дорожку», на крюки, на живцов или на лягушек.
К работе приезжали домой. Машину оставляли на Плоском: дорога дальше была плохой. Николай был шофером, ездили на его машине. С председателем у нас был хороший контакт, и он разрешал брать машину. Не было и моды, чтобы кто-нибудь слил бензин или что-то сделал с машиной. Иногда к выходному, если объявляли в колхозе выходной, с нами ездил и председатель - Федор Савватиевич. С ним было уже веселее, и после ужина засиживались у костра долго. Он всегда с собой брал бутылку водки, а иногда и две. Со свежей ухой хмель почти и не брал.
В 66-м году у меня появился мотоцикл. Дороги к тому времени расширили, сделали в сырых местах лежневки и стали возить людей на сенокос на машинах. В избушках почти уже не ночевали, разве только некоторые мужики, которые помногу косили и оставались ночевать.
Позже мы на мотоциклах ездили уже компанией по 5-6 человек. У многих со временем появились сети, и мы ставили уже 4-6 сетей на
ночь, и во все попадало. Обычно такой компанией выезжали с субботы на воскресенье, и когда давали в совхозе выходной, то и подзадержимся утром — не торопились. Снимали сети в шесть часов.
Вот тогда-то было уже весело на рыбалке! Каждый вместе с провиантом брал бутылку водки, а Николай Федорович еще и самогонки прихватит. Без песен не обходилось.
Я, как обычно, варил уху: разжигал костер, чистил картошку, кипятил чай, а остальные ловили рыбу - кто на удочку, кто на «дорожку» щук. Немного половят и увидят, что заколыхались поплавки у сетей, вынимают рыбу и - все к костру. Картошка к этому времени почти уже готова. Рыбу, быстро почистив, опускали. Уха через десять минут была готова. Все садились возле костра ужинать.
Выпив но стопке, все оживлялись и начинали шутить и рассказывать разные байки. После третьей стоики я начинал запевать какую-нибудь застольную песню, и все подхватывали. И так дружно и громко пели, что от Кулаковской избушки слышали наш хор наУсть-Пакшеньге, где в то время еще жили люди.
Споем несколько песен и опять с ухой пропустим по стопочке. Закусим. И опять запеваю песню, и все дружно подхватывают. Часа два горланим на всю Чургу. Потом немного поспим, накидав под себя березовых веток. А в июне, когда ночи светлые, то играем в карты, в «козла», иногда всю ночь напролет, если выходной впереди и есть возможность дома поспать до обеда.

Обычно я припрятывал одну бутылку водки на всякий случай. Мало ли что может случиться на рыбалке, особенно рано весной, когда большая вода и сетки славили в старые реки (старицы), где нет течения. Туда-то и заходит рыба на нерест и прячется от льдин, которые идут по реке. Правда, это является браконьерством - ловить рыбу в период нереста, но охота пуще неволи.
Как ждешь после зимы первую рыбалку! Бывало, придешь первого мая на речку, а там еще лед и нельзя поставить сетей. В ту пору в магазине всегда продавалась соленая треска, и мы на всякий случай брали по рыбине с собой и варили из нее уху. Но все равно ночевали у костра под елями на 6epeгy речки.
Был такой случай с Владимиром Владимировичем (мой бывший шурин, трагически погиб в 80-м году). Утром пошли снимать сети. Он пошел на ту сторону по дереву. А так как ночью подморозило, дерево сделалось скользким, а пошел он без шеста и, дойдя до середины, по¬скользнулся и упал в воду. Вода была ледяной, за ночь сделалась шуга. Окунулся он в такую воду с головой и по-быстрому выплыл к берегу. Мы, стоя на берегу, вначале испугались и хотели его вытаскивать, по¬дав жердь, но он сам выплыл. Костер у нас горел, он разделся догола, дали мы ему сухой одежды и портянки, все просушили, и он надел все снова на себя.
Как только вылез он из воды, сразу налили ему стакан водки - даже не кашлял. Вот что значит оставить на утро водки...
Еще был случай, когда сын Николая Владимировича, тоже моего шурина, Вовка, при снятии сетки соскользнул с берега в воду. Берег обрывистый, и он по шею оказался в ледяной воде. Дело было под утро, и мы тоже таким же образом спасли его от простуды, а может, и от воспаления легких. Это у нас существовал такой закон - оставлять на всякий случай водки. И конечно, потом мы все вместе с потерпевшим хохотали до слез над происшедшим.
При варке ухи, когда она уже готова, всегда опускали в котелок на пять минут зрелый ольховый уголек, чтобы удалился речной запах. Когда снимали котелок с костра, обязательно выливали в него ложку водки.
Еще об одном эпизоде на Екимовой в начале лета. Николай Александрович как-то забыл взять из дома ложку. Ведь всегда торопишься после работы, когда едешь на рыбалку, да товарищи еще ждут. Тоже была умора с забытой ложкой. Когда начали хлебать уху, то разрешили наливать Николаю юшку в кружку. Мы едим ложками, а он одну выпил кружку, другую и полез наливать третью. Я отвел его руку от котелка и сказал: «Ша-хватит!» Все как грохнут хохотать, а Николай покраснел и тоже стал хохотать вместе с нами. Дали ему ложку - поел и гущи.
Расскажу про детскую игру на рыбалке. Дело было в июне. Ночи светлые. Поужинав и попев песен, четверо троков стали играть в «козла». Один сидел у костра, а другой наблюдал за игрой и был вроде арбитра. Я перед сном спрятал бутылку водки под корень березы и заснул. А игроки не спали всю ночь. Был с нами в тот день и председатель, Федор Савватиевич. Утром они спохватились, мол, где-то была бутыл¬ка водки. Искали, искали и не могли найти. Разбудили меня и спрашивают, куда дел бутылку. Я продрал глаза, очухался ото сна и говорю: «Давайте играть, как бывало в детском садике: кто-то спрячет какую-нибудь игрушку, а остальные ищут. И если кто-то станет близко подходить к тому месту, где спрятана игрушка, то тот, кто спрятал ее, начнет хлопать в ладошки. Если ищущий отходит от того места, то хлопки прекращаются». Компания наша из семи человек. Вот я им и предложил эту игру. Стали искать в лесу под березами, елками, но долго никто из них не подошел к заветной березке. Начали уже было сердиться на меня, но я сказал, чтобы искали подальше, и один стал подходить к той березе. Я захлопал в ладоши, все бросились к ней, но найти не могут, а я со смеху покатываюсь над ними. Да и они только хохочут больше над своей беспомощностью, чем надо мной. А я все хлопаю и хлопаю. Они начали рыться под корнями и наконец-то нашли бутылку!

Отдыхали на рыбалке будь здоров и заряда бодрости хватало на целую неделю. Ведь раз в неделю вырывались с дому на Чурту и отдыхали как хотели. Там никто не стоял над душой и не контролировал.
А вот еще одна хохма. Когда ездили на Чургу с Федором Савватиевичем, то. поскольку он был старше всех, не ходил ставить сети, а обычно потихоньку бродил с «дорожкой» и почти каждый раз зацеплялся за ко¬рягу и отрывал блесну с тройником. Как-то поехали раз с ним на служебной машине с его личным шофером. Кроме нас троих, еще четверо было. А до этого строители через Плоский построили новый мост и рядом оставили толстый трос от лебедки. Мы обычно подшучивали друг над другом. Увидя трос, я сказал Федору Савватиевичу, мол, заберем его и вместо лески привяжем к блесне на «дорожку». Тогда-то уж не сорвется блесна и не останется под водой. Все со смеху покатились, и сам председатель тоже. И не было ни одного случая за 30 с лишним лет совместной рыбалки, чтобы кто-то поссорился или подрался. Дружная и веселая у нас была компания. Теперь остались от того счастливого и веселого времени одни воспоминания. Иногда и ночуем на Чурге летом, но уже не то...
Однажды рыбалили на Слопечной горе компанией человек шесть. Рыбы попало много. Хорошо поужинали, попели, и вздумалось Николаю Александровичу и Владимиру Владимировичу побороться и померяться силами. А были они соседями. Боролись, боролись, катались на берегу и нечаянно оба скатились в реку и ушли под воду. Там уж было не до борьбы. Сразу выскочили из воды и к костру, а мы все со смеху катаемся. Дело было летом, и ночь была теплая. Они быстро разделись, выжали и просушили одежду и как ни в чем не бывало стали шутить и хохотать. Правда, дали им для согрева, как вышли из воды, по штрафной стопке. Вот так поборолись!
Однажды осенью рыбалили под елями на Шамаконском участке Чурги. Ночевали там. Водка была перцовая с двумя стручками. У меня была взята лишняя бутылка, да еще у кого-то из племянников лишняя была. Утром для согрева выпили одну, а свою я под березу спрятал. Как-то больше в ту осень не пришлось побывать на Чурге, и бутылка осталась там зимовать. На следующий год в начале лета пошли туда рыбалить, и представьте себе, бутылка оказалась целой. Хотя водка была 30 градусов, а зимой морозы доходили до 40 градусов, бутылка не лопнула. Видимо, спасло то, что была подо мхом и много было в ту зиму снега. Как мы обрадовались, что сохранилась бутылка с перцовой водкой, и восторгались. Какое счастливое было время...

Вспомнился еще один случай, когда нам в сетки попало много щук. Поехали мы тогда по клюкву на свой куст за Чутрой. Этот куст я нашел, когда с Гошей (это двоюродный брат) брали гам бруснику. В то
время мы оба были в отпуске и часто ездили по ягоды. Он как «безлошадный» ездил со мной на мотике. Тоже утром оставляли сети и после обеда снимали, а иногда и оставляли на ночь. Ягод тогда было много: и брусники, и клюквы. Брусники набирали за день по четыре корзины, а клюквы по три. Тогда нас было пять человек: я, Гоша, брат Николай, Леня и Шурик. Было у меня 4 сетки. Не успели утром поставить последнюю сетку, как в первых уже ходуном заходили поплавки. Стали вытаскивать сетки, а там одни щуки по 700-800 граммов каждая. Тогда нам попало килограммов восемь рыбы. Побрав ягод, вышли к реке и сварили уху. Хорошо посидели. Домой поехали уже в сумерках, и дорогой брат Николай застрелил еще зайца. (Вообще он был хорошим и метким охотником. Помню, бывало, как ни поедем с ним на реку, то почти каждый раз убьет по дороге или зайца, или рябчика, или тетеру.
Однажды мы с зятем Генкой ехали с рыбалки домой и увидели глухаря, который не летал. Они летом меняют перья и какой-то момент не летают. Так мы догнали того глухаря, и Тамара, сестра, приготовила из него хорошее жаркое.
А как-то Генка ходил по рыжики за Лодыгино и ножиком убил вальдшнепа, попав ему в голову.
Как-то осенью, в ноябре, уже выпало немного снега. Я утром пошел заглядывать в яму и вижу: лежит на земле глухая тетера, да еще и теплая, но мертвая. Видимо, делала рано утром перелет и наткнулась на провода грудью. Мать ее ощипала и сварила хорошее жаркое.
Самый большой улов у меня был осенью, примерно в восьмидесятом году. Тоже ездили по бруснику с соседом Павлом Михайловичем. Поставили только две сетки, и за сутки попало рыбы всякой полный вещмешок - это килограммов 12 будет. Тогда там ухи не варили, а, приехав домой, сварили на плитке, и я ходил на уху к ним. Тоже хорошо посидели.