Валентин Евгениевич Горбунов

 

     МОИ ВОСПОМИНАНИЯ

                    Вельск

              ОАО " Вельти",издание 2005 год

 ВЕСНОДИЛЬНЫЕ ДРОВА

Такими дровами у нас называли раньше, да и теперь, дрова, которые были заготовлены весной в лесу и оставлялись там для просушки. В основном так заготовляли в военные и послевоенные годы, когда еще не было бензопил, машин и тракторов для вывозки дров. Не давали в то время колхозникам ни выходных, ни отпусков. По первое и второе мая был большой праздник, и если еще на выезжали пахать на поля, то людям давали отдохнуть и попраздновать в эти дни, за исключением работников животноводства, которые как окаянные работали и в праздники. Ведь скотину-то не оставить некормленой, а коров недоеными.
Вот в эти два дня люди и старались заготовить себе дров, чтоб было чем топить русскую печь летом и осенью, пока шла напряженная работа в колхозе. А зимой-то уже ездили по сушняк и рубили сырые березовые дрова, которые топили пополам с сухими.
Веснодильные дрова заготовлялись двумя способами: при первом дерево пилилось на чурки ручной пилой. Потом эти чурки тут же кололи и поленья укладывали в поленницу в делянке. А при втором дерево (хлыст) распиливали или разрубали на кряжи длиною около двух метров. Их корили, потом ставили к дереву кругом его - получалось вроде шатра. Такие шатры у нас звались «бабками». Как и в поленнице, эти кряжи быстро сохли, и к началу лета можно было их уже топить. Попутно с работы вечером и возили дрова домой.
Ни плит, ни керогаза в то время еще не было, и хозяйки пекли и готовили еду в русской печи, которую приходилось топить даже летом каждое утро.
Наша семья была большая, но заготовляли дрова обычно втроем-вчетвером: отец, мать, я и старшая сестра. Остальные были малы, а бабушка стара. Мать приходила в делянку попозже, так как пока управится с колхозной скотиной да своей. Хорошо еще, что бабушка около печи справлялась и готовила еду.
Отец рубил нетолстые деревья и обрубал сучья, мать с сестрой пилили хлысты на чурки, а я стаскивал и жег сучья и таскал чурки в одну кучу. Отец любил порядок. Приготовив место иод поленницу, отец колол чурки, и я укладывал поленья. Так за два дня мы заготовляли дрова, которых хватало на лето и на осень, пока не выпадет снег и не установится санная дорога. Потом уже на дровнях ездили далеко по сушняк.
В 60-70-х годах появились бензопилы, и вывозить дрова стали на машинах и тракторах. Заготовляли уже сразу на год. Вывозили чурками к дому и около него ставили поленницы, которые за год хорошо высыхали. Это уже не веснодильные дрова.

ЗАГОТОВКА ДРОВ ЗИМОЙ В 40-е-50-е ГОДЫ

Зимой колхозники ездили за сухими дровами далеко - за 4-5 кило метров от дома. Находили в лесу сухостой и спиливали сушу. Некоторые мужики летом специально топором подсушивали большие елки сосны, чтобы к зиме они подсохли. Лесник на это смотрел сквозь пальцы, мол, надо же чем-то людям топить печь.

Перед тем как ехать за сухими дровами, помню, отец вечером наточит пилу-дровянку, сделает нужный развод зубьев и выточит топоры. Обычно я ездил с ним и приурочивал это к воскресенью, когда школе не было занятий. Он меня стал брать в лес, когда я ходил еще третий класс.

В то время отец работал бригадиром на Кунаеве, и утром, обойдя нарядом всю деревню, запрягал лошадей, и мы ехали в лес на па; лошадей. Вторую лошадь я запрягал у себя в деревне и подъезжал к Кунаево. Там у тетки грелся в избе и ждал, пока отец закончит обход даст всем наряд на работу.
Приезжаем на место в лесу, где у него уже присмотрены суши, оставляем лошадей на дороге, дав им сена и привязав вожжами за дерево. Сами идем к первой сушине, отаптываем снег, снимаем фуфайки, отец подрубает дерево в нужном направлении. Пилой спиливаем и обрубаем сучки. Отец делает мерку, и по ней кряжуем хлыст. Затем идем ко второй сушине и тоже валим в нужном направлении, кряжуем, подгоняем лошадей и нагружаем кряжи на дровни. Если снегу в лесу немного, то наваливаем сразу и увязываем веревками воза, а когда под весну снега бывает много, то приходится вывозить к дороге понемногу.
Зимой дни короткие, и только-только до темноты успеваем налилЕ два воза. Домой приезжаем уже в потемках. Сваливаем кряжи. Я отгоняю лошадей на Кунаево. Обратно бегу домой лесом и немного побаиваюсь волков и темноты.
Дома на улице после уроков с сестрой пилили кряжи на чурки пилой дровянкой и кололи. Пилили на «козлах», наклоняться не надо. А берёзовые дрова я сам рубил и пилил лучковкой на кряжи. Толстых берез пилил, сам ездил и один нагружал на дровни. В печи на жару берёза хорошо горит и тепла дает много. Двух возов сушняка с березовыми дровами обычно хватало на месяц, а потом опять ездили в лес.

ЧУТЬ НЕ СГОРЕЛ...

Это случилось в 45-м году, когда мне еще было 10 лет, в майские праздники.
Мой отец в то время работал бригадиром в Подсосенье. Накануне вечером он выточил пилу и топоры. Топоры точили на водяном точиле -это большой мелкозернистый широкий круг с двумя ручками, за которые и вращают его. Нижняя часть точила касается воды, которая наливается в деревянное корыто и смачивает точило. Веретено с ручками ложится на станину, а вверху на станине делается сиденье. На это сиденье садится взрослый человек, который и держит топор в прижиме. Один конец прижима пропускается под задницу, а второй держит топор. Сидящий нажимает на прижим, где вставлен топор, а два крутят точило. Вода смачивает лезвие топора и охлаждает его.
Рано утром 1 мая мы пошли с отцом в лес за четыре километра от дома. Спилили штук десять елок, обрубили сучки и раскряжевали на бревнышки длиной два с половиной метра. Потом отец начал их тесать, а я снимать кору. Приготовили на четыре ряда, и отец начал рубить сруб на яму. Я помогал ему запиливать лапы. Успели в тот день нарубить четыре ряда и сверху положили бревнышек, оставив посередине с полметра дыру, чтобы выходил дым.

С  двух сторон наложили еловых лап, чтобы спать на них, а посередине сруба развели костер. Вскипятили чаю в котелке, поужинали и легли спать. От костра стало тепло. Я за день устал, да и отец тоже, и мы сразу уснули под треск поленьев. А проснулся я уже в снегу за срубом. Отец катал меня по снегу и тушил на мне одежду.

Когда мы уснули, костер-то горел, и лапы, где я лежал, подсохли и вспыхнули. Хорошо отец быстро пробудился от треска хвои и схватил меня с горящих лап, перенеся из сруба в снег, и быстро затушил загоревшую на мне фуфайку. Под фуфайкой была рубашка, и она не успела загореться. На штанах прогорело несколько дырок, но вторые спасли от ожогов. На руках были рукавицы, но они не загорелись. Шапка спасла волосы, и только лицо обдало жаром и долго саднило. Мазала потом мать какой-то мазью, и все прошло, даже пузырей не было.
Отец тогда больше не спал, а я еще проспал на свежей хвое до утра. Утром, позавтракав и попив чаю, принялись вновь за работу и доделали сруб. Домой пришли после захода солнца.

ТОЛЬКО ВОРОТНИК ОСТАЛСЯ

Наша компания состояла из пяти человек: три Коляна, один Валян и еще один Володян - так в шутку мы называли друг друга тогда.
Однажды в субботний вечер поехали всей компанией на Чургу на рыбалку к ночи. Утром договорились о времени выезда после работы, а так как назавтра, в воскресенье, был в совхозе выходной, то и поехали с ночевкой. Взяли наживку, рыболовные снасти и в назначенный час на четырех мотоциклах отправились на Чургу. Дело было в июне, и времени до заката солнца хватало, чтобы порыбачить и поймать на уху.
Трое из нас ловили удочками, а двое пошли кидать блесну на щуку. Часа два ловили и на уху поймали. На блесну попалось три щуки, а на удочку пагаскали ельцов и сорожек. У одного Коляна были взяты крюки, и мелкую рыбешку насадили на них, привязав к шестам и закинув в плесо.
Собрались все у костра на берегу и стали варить уху. У каждого были взяты провианты и по бутылке водки. Какая рыбалка без нее?! Уха получилась наваристой и вкусной. Уселись все у костра вокруг котелка и стали есть уху и пить водку. Выпили по две стопки, у всех поднялось настроение. Начали рассказывать различные байки, травить анекдоты, шутить. Дело дошло и до песен. И хотя и пять человек была капелла, но голоса у всех были хорошие, и пели застольные песни. Далеко слышали наше пение по реке! Перед сном поиграли в карлы и забили несколько «козлов». Уже за полночь легли спать кругом костра, подстелив под себя еловых веток и накрывшись фуфайками. Костер горел хорошо, всем стало тепло от него. Под утро Колян Ш. разбудил всех криком: «Ребята, кто-то из вас горит! Пахнет смрадом!» Мы повставали быстро и начали друг друга осматривать. Оказывается, у Коляна К. шаяла фуфайка, и уже выгорела большая дыра на спине. Он стал затаптывать ее сапогами. Все вроде бы затушил и повесил телогрейку на сучок под елку.

Подкинув дрова в костер, подогрев чаю и согревшись, мы все пошли опять рыбачить. Несколько щук за ночь попало на крюки, да на блесну вытянули парочку, да на удочки натащили мелочи. Когда подошли к костру и Колян пошел под елку, где висела его затушенная телогрейка, то он ее не нашел: на сучке висел только воротник! Вот тут мы и посмеялись над ним! Кто-то спросил: «Велика ли дыра-то выгорела?», а он отвечает: «Только один воротник остался». Жаль, говорит, телогрейки-то. Была еще новая, неделю назад как купили.

Долго еще, когда ездили на рыбалку, вспоминали этот случай и гаганили над Коляном.

НАШЛИ ОТ СОБАКИ ТОЛЬКО ХВОСT

В 80-м году переехали из кирпичного 12-квартирного дома, что стоит около сельсовета, к нам в деревню Павел Михайлович с женой Ниной Васильевной. Раньше они жили в деревне Подсосенье, а когда построили в колхозе два, двенадцати квартирных дома, то им в одном из этих домов дали однокомнатную квартиру. Но пожив в этой квартире, они надумали жить в нашей деревне, обменяв свой дом в Подсосенье, на крайний от речки дом в Петрегино.

Павел Михайлович увлекался охотой и имел двух лаечек. Одну звали Тарзан, вторую — Жулик. Тарзан был очень злой и чужого человека не пускал к ним во двор. Да при том ненавидел чужих кошек. Сколько он их передавил! Но на охоте здорово шел на дичь и гонял зайцев. Был сильный и ловкий и никакой собаке не уступал.
Но во время собачьей свадьбы несколько псов все же его хорошо потрепали и даже вырвали ему яичники. Долго он зализывал то место, но все зажило, и стал он после этого не так зол. Так кастрированным он бегал до половины следующей зимы, пока не съели его волки.
Зима тогда была снежная и студеная. В лесу снегу было много, и волкам трудно стало добыть лося. Вот и повадились навещать по ночам деревни и ловить собак. В одну морозную ночь два волка подошли со стороны речки к дому Павла Михайловича. А собаки у них спали на улице. Один волк подкрался из-за угла и схватил Тарзана, а Жулик успел вскочить и убежать. Второй волк так и не смог его догнать. Долго Тарзан бился с волком, но тот все же загрыз его и уволок в поле, где волки и растерзали его.
Утром пошел я в гости к ним, а у крыльца оказалась только одна собака - Жулик. Посмотрел на задворки, а там все истоптано. На снегу кровь и клочья шерсти. Я сказал хозяину, что Тарзана на улице нет и что снег истоптан и в крови. Пошли мы с ним по волчьим следам и в поле метров за двести от их дома нашли хвост от Тарзана. Так расправились с ним волки. А хвост, видимо, оставили хозяину для отчета...
В ту зиму много собак волки задрали в нашей местности. Правда, тогда и собак было много, и волки как санитары лишних ликвидировали. Но потом и охотники убили нескольких волков.

ПО МАЛИНУ

Было это в 47-м году, когда мне исполнилось 12 пет. Обычно дикая малина поспевает попозже садовой, и числа 10 августа можно ее собирать. Собрались мы, пацаны и девчонки, с нашей деревни и с Кунаева. Набралось нас тогда человек десять. У всех корзинки, павжна (это провиант, еда), и каждый взял еще с собой свежей картошки на печенку. Вышли с Кунаева после обеда. А идти надо было 10 километров почти к Чистому болоту по Еграшиной просеке. Два километра шли по лесной тележной дороге, потом вышли на просеку и по ней, пройдя шесть километров, вышли к двум баракам. Они были построены давно для лесорубов. В них никто не жил. Крыши сгнили, а у одного и потолок провалился. Стояли только одни гнилые стены. Место это у лесорубов звалось Узкое. Странное название, правда? У этих бараков и росла малина. Так как шли мы не спеша, дорогой еще и приталивали, то к баракам пришли только к вечеру. Конечно, устали. Разложили костер, посадили в него картошку и поужинали. Пока ужинали и пекли картошку, стемнело. Тут уж и ягод не видно стало.
Когда сделалось совсем темно, мы испугались, что к костру может придти медведь, и все полезли на уцелевший потолок и прижались друг к другу валетом. Постарше ребята легли к девкам своего возраста и долго шушукались. Вдруг в лесу что-то треснуло, и все замерли. Треск повторился еще несколько раз, но костер еще шаял и медведь близко к нам не подошел. Потом стало тихо, и мы заснули крепким сном. Проснулись, когда солнце было уже высоко в небе. Позавтракали и давай собирать ягоды. Нас было много, и малину мы всю быстро обобрали, набрав не более чем по полкорзинки.
Все же мы с ребятами сходили в ту сторону, где слышали треск, и увидели там медвежьи следы и кучу помета. Днем-то мы уже не боялись. Домой пришли только к вечеру, дорогой часто отдыхали, шутили и ели чернику.
Родители были, конечно, недовольны, что долго проходили, но, поев ягодницу, успокоились и даже довольны стали. Почему-то в те времена не садили у дома малину и собирали только лесную. А вот в колхозе им. Буденного была малина на колхозном огороде. Мы украдкой, по-пластунски вечером лазили в малинник и лакомились. Конечно, там был сторож и часто за нами гонялся. Да разве нас догонишь тогда, когда ходили все лето босиком и даже в школу до заморозков, в сентябре, босиком бегали.

ОБРЕЧЕННЫЙ ЗАЯЦ

Пожалуй, он самый уязвимый из всех зверьков. Но по моему убеждению, он, как и белка, самый безобидный, никому не приносящий ника¬кого вреда. Я не говорю о средней полосе и южных районах нашей страны, где растут сады. Там, конечно, его не любят, так как за неимением или недостатком корма заяц обгладывает кору плодовых деревьев. Но зато у этого зверька врагов и желающих полакомиться его мясом , очень много. Это, в первую очередь охотники и собаки, лисы, волки, рыси, росомахи, куницы, филины, совы, орлы, ястребы, и даже вороны.
Ни одному зверьку не грозит столько опасностей, как зайцу. Неда¬ром природа его лишила даже век на глазах. Ведь он и спит-то с открытыми глазами. И какой бы мороз ни был, ему нечем мигнуть, чтобы согреть глаза или удалить снежинку. Но зато он и спящий видит приближение врага и в любой момент может вскочить и пуститься наутек. Ну. а в скорости ему мало кто соперник, разве только волк, и то, если бежит по полю да по прямой. Много у зайца врагов, но и уловок ему не зани¬мать. 11юх и слух у него не хуже, чем у собаки. И прежде чем залечь под куст или под корягу, он таких узоров наделает на снегу, что гончая собака не скоро распутает, да и охотник тоже. И прежде чем залечь, заяц сделает несколько скидок - больших прыжков по полтора-два метра, тем самым разрывая свой след. Основное его средство защиты и спасения — это быстрый бег. Лапы зайца покрыты пушистыми волосками и имеют большую площадь опоры, что создает ему преимущество при беге по рыхлому снегу: он не проваливается в него. А задними лапами он отбивается от пернатых хищников, ложась на спину и барабаня ими по обидчику. Особенно хорошо таким образом он отбивается от ворон, сов и ястребов.

Иду я однажды по своей тропе и вижу в стороне и на тропе несколько следов лисьих, а среди них один след зайца. Но если у лис и у зайца прыжки большие, это означает признак погони. Лиса была не одна, а две. Одна гналась по лесу за зайцем, а вторая караулила за деревом у тропы. И когда заяц бежал мимо нее, то она одним прыжком подмяла зайца под себя и схватила его зубами за шею, перекусила ему сухожилия. Таким образом поступают охотничьи собаки, а также волки, рыси, росомахи.
Иду на лыжах по своей тропе и вижу кровь и следы возни. Та лиса, которая загрызла зайца, съела у него голову, часть груди и передние лапы. А половину зайца потащила по снегу, чтобы спрятать в стороне от моей тропы. Задние лапы зайца волоклись по снегу, и я легко нашел место захоронения в снегу метров за двести от трагедии. Вторая лиса немного подошла по следу и свернула в лес.

ВОЛКИ И ОВЦЫ

Дело было осенью, на Покров день. Ночь выдалась темная и моросил мелкий дождь.
В нашей деревне овцы были только в двух хозяйствах: у нас и у тетки Анны Филипповны. Все лето и осень до запада овцы наелись в деревне. Деревня была кругом огорожена, и скотина ходила по всей деревне и поедала траву. Даже коровам хватало травы. Ну, а когда в огородах были убраны ячмень, картошка и овощи, то скот запускали и в огород.
Огород у нас обнесен изгородью, и скотина из него никуда не могла уйти. А у тетки Анны ее не было, корова и овцы ходили по полям осенью и по другим огородам. К ночи скот заставали в хлев.
В ту ночь тетка Анна овец в хлев не застала. То ли на сыновей понадеялась, то ли сама поленилась, а может, и неважно себя чувствовала в тот вечер (ведь ей стукнуло тогда 80 лет). Овцы сами домой не пришли, а остались ночевать в огороде у Василия Боровского. У того гам была копна сена, овцы примостились спать рядом с ней. И надо же такому случиться, что в ту ночь из леса в нашу деревню подошли два волка. Видимо, учуяли они овец по запаху: ветер дул от деревни, а нюх у волков отменный.

Волки подошли к деревне из-за гумна, перемахнули изгородь и бросились на спящих овец, которых было четверо, среди них баран. Баран был большой и каким-то образом убежал, перемахнув с испугу изгородь и забежав на крыльцо. А трое овец были загрызены. У всех были перегрызены горла, а у одной и кишки выпущены, да и съедена на поло¬вину.
Когда утром Василий Андреевич пошел в свой огород, то он и увидел загрызенных овец недалеко от копны сена. Сказал Анне, и та сразу в слезы - кому не жалко своей скотины! С двух овец ее сыновья сняли шкуры, и мясо засолили, третью овцу доели собаки.
Вот такой вояж сделали волки в ту ночь. А барана тетка еще год кормила. И остались после него одни овцы только в нашем хозяйстве. Урок был тогда хороший!

ФОРСИРОВАНИЕ РЕКИ ВОЛОГДЫ

Воинская служба у меня проходила в Вологде, где посередине города течет река Вологда.
Наша казарма стояла на берегу реки, но отделял ее от берега высокий забор из досок. Сам военный городок тоже был обнесен таким забором. Проход и проезд возможен был только через КПП. Но разве солдаты не сделают тайного лаза! Такой лаз и был за казармой в заборе со стороны реки.
В летнее время, когда стояла жара и вода в реке была теплая, солдаты стирали свое обмундирование и купались под присмотром командира. Обычно после обеда наступал «мертвый час» и солдаты спали. А некоторые, в том числе и я, потихоньку в одних трусах вылазили из окна первого этажа на улицу. Через лаз проникали к реке, купались и загорали. К концу «мертвого часа» возвращались в казарму. По ширине река Вологда примерно такая, как и Вага, только глубже и течение у нее по спокойнее. Но когда се переплываешь, то при достижении другого берега обнаруживаешь, что тебя снесло метров на сто.
Я обычно плавал на правом боку, а когда уставал, то ложился на спину и как бы отдыхал. На том берегу был большой луг, и мы там загорали до тех пор, пока не крикнут с домашнего берега, что пора в казарму.
Как-то раз недалеко от нас собирали на лугу цветы две девушки. Мы с дружком Юркой Лабутиным подошли к ним, помогли нарвать цветов и познакомились. Договорились, что на другой день в это же время опять встретимся на лугу. Но так как предстать в одних трусах нам было неудобно перед девушками, мы сказали им, что будем в форме. А с другом договорились переплыть обратно реку на одной руке, держа вторую с формой вверху. Хватило сил у обоих. Назавтра мы благополучно форсировали реку. Оделись, а девушки уже нас поджидали. Вновь помогли им нарвать цветов и уже поближе познакомились. Они дали нам свои домашние адреса. Потом мы еще несколько раз плавали к ним, пока нас не «запеленговали». Пришлось прекратить наши свидания на лугу

Когда стали давать увольнительные в город, мы навещали их. Обе они жили в общежитии в одной комнате. Ох, как весело проходило время встреч с ними! Наше знакомство перешло в настоящую дружбу и продолжалось до конца службы.
Когда демобилизовались, то весь вечер и до утра бродили с ними по городу. Потом на вокзале было расставание. У подруг, конечно, были слезы, а мы с Юркой крепились. Стыдно солдату плакать..

АВАРИЯ

Случилось это в 1994 году, в августе, когда я на своем «Москвиче» отвозил падчерицу Татьяну к поезду, отходящему на Москву со станции Вельск в 11 часов дня. На машине я ездил уже третий год, но опыта все равно не хватало, так как зимой машина стояла на колодках ввиду бездорожья. А за летний сезон наезживал не больше тысячи километров.
Обычно от моста через реку Вель сразу поворачиваешь на главную улицу и едешь по ней. А в тот день она была закрыта для проезда, и пришлось ехать не по главной. Но я-то думал, что она главная: перед тем роковым перекрестком, где в меня врезалась машина «Москвич-2141», я не заметил знака из-за зарослей тополей, и моя улица оказалась не главной. Ехал я со скоростью 40 км в час, а с левой стороны по главной улице мчался тот «Москвич». У него была приличная скорость, он не успел затормозить и врезался в мою машину.
Спасло меня от опрокидывания то, что перед этим прошел дождь и асфальт был мокрым. От удара в левую заднюю дверцу мою машину развернуло на 180 градусов. Удар был сильным, и мои пассажиры, сидевшие на заднем сиденье, стукнулись друг о друга, получив хорошие синяки, а я отделался легким испугом, так как удар пришелся в заднюю часть машины. Конечно, и ремень безопасности сыграл свою роль.
Моя-то машина не очень пострадала: помяло заднюю дверку, погнуло стойку и порог. Хорошо, что не воспламенился и не взорвался бензобак. А у той машины помяло сильно облицовку, поломало бампер, повредило аккумулятор.
Шофер и его жена подбежали ко мне и набросились, ругаясь на чем свет стоит. Я молчал, потому что понимал свою вину. Но полностью своей вины не чувствовал, так как и они превысили скорость, тем самым нарушив правила дорожного движения. Позже я осознал, что ехал бы я чуточку быстрее, успел бы проскочить перекресток.
Сразу появились откуда-то гаишники и стали разбираться, кто прав, кто виноват. До их приезда я стоял на месте, зная, что с места аварии уезжать нельзя до приезда милиции.
Права у меня тут же отобрали. Машина моя была на ходу, и они велели следовать в ГАИ. Но мы с матерью падчерицы все- же доехали до вокзала и проводили ее, посадив на поезд. В ГАИ составили протокол и дали штраф 1000 рублей. Потом на буксире я притянул поврежденную машину на станцию техобслуживания.
Дома с кузнецом мы поправили дверцу, стойку и порог, затратив на это день.Шофер с той машины не стал подавать в суд на меня, так как сам был виноват в аварии, превысив скорость.

РЕВНОСТЬ

Самым большим праздником при Советской власти считались дни 7 и 8 ноября — годовщина Октябрьской революции.
В каждой бригаде колхоза к этому празднику варили пиво и вместе с этой датой справляли дожинки. Два дня люди пировали и веселились: пели песни, плясали под гармошку, шутили. Иногда случались и драки среди мужиков, но драчунов быстро утихомиривали.
В 80-х годах руководство колхоза сменилось, и бригадных праздников не стали собирать, а стали праздновать, собираясь у родственников или приглашая их к себе. Пиво уже мало кто варил на поварне, а позже и поварни исчезли, как и хмельники, где выращивали хмель.
В нашей деревне в крайнем доме от речки жил Павел Михайлович с женой Ниной Васильевной. Он был мне троюродным братом, и мы часто ходили в гости друг к другу. Вот и тогда, в один из Октябрьских праздников, они пригласили меня к себе. Были у них еще гости, и мы весело провели время.
На другой день, 8-го, я пригласил с женой его к себе. В то время я был один дома и что мог приготовил из закуски. Водка тоже была. Посидели за столом несколько часов и, конечно, захмелели. Его жена залезла на печь и заснула. А мы с Пашкой еще немного посидели, и он стал собираться. Разбудил жену и стал звать ее домой. Но она сказала, что еще немного полежит и пойдет. Характер у Пашки был вспыльчивый и во хмелю непостоянный. Заругался он на жену и пошел домой, матюгаясь и пошатываясь из стороны в сторону. Зная его характер пьяного, я разбудил его жену и выпроводил из дому. Дверь, конечно, закрыл, чтобы она обратно не пришла. Посмотрел в окно и вижу, что она направилась домой, а навстречу ей идет уже Пашка с ружьем в руках. Поравнявшись с ней, он несколько раз ударил ее прикладом, а сам с ружьем направился ко мне. Входная дверь была закрыта, и он начал долбасить по ней прикладом. От сильных ударов приклад раскололся, а дверь выдержала. В руках у него остались только стволы. Я вышел в коридор и, видя, что ружье у него сломано, открыл дверь. В избу он ко мне забежал таким горячим петухом, оставив ломаное ружье на крыльце, но драться все- же не полез. Поругался немного и успокоился. Потом я пригласил его к столу, оставалась недопитая бутылка водки. Допили водку, и Пашка ушел домой.

В ГОСТЯХ ОКОЛО ЕМЕЦКА

Муж младшей сестры моей Тамары Геннадий Васильевич Климов родом с Емецка. Обычно я его называл Генкой. И теперь так зову.
Как-то осенью в начале сентября собрались мы поехать на его родину. Мне захотелось посмотреть, что там за местность, какие люди и их обычаи, какие дома, бани, какая растет картошка, какие луга, поля, леса. Хотелось и порыбачить у них на озерах и реках.
За сутки с Вельского района мы добрались до Емецка, а там три километра еще шли пешком до деревни, где жила его двоюродная сестра Шура с мужем Александром. У них было трое детей: два сына и дочь. Старший сын Николай работал шофером в совхозе, а второй, Анатолий, был трактористом. Дочь Люба училась в Северодвинске на медсестру.

Дома в деревнях немного отличаются от наших. Во-первых, срублены повыше: весной в половодье деревню иногда затопляет. Почти у каждого дома под князьком есть мезонин. Как и у нас, в доме есть русская печь, которая стоит в избе, а в горнице – печь столбянка, с лежанкой. На повети есть комната-клеть, где летом спят в жаркий период. Повети большие с въездами, по которым можно заезжать на лошади с возом сена. Под поветью тоже хлевы. Еще одна характерная особенность: все дома окнами смотрят на юг, и вторая линия домов смотрит как бы на задворки первой.
Когда мы шли пешком по лугу, то меня поразила величина луга и количество копен сена. Все копны, в отличие от наших, без стожаров и подпорок и похожи больше на небольшие стога, чем на наши копны-проймы; только эти стога имеют не удлиненную форму, а округлую. На лугу-то поблизости леса нет и стожаров не из чего рубить. Трава растет большая, и сено крупное, на полях в основном сажают картошку, овощи и сеют ячмень. Картошка у них в то время была желто-белой, типа «фаленской», и не очень крупной.
В Емецке взяли по дороге десять бутылок перцовой водки. Стол, конечно, был у них небогатый: утром и вечером ели картошку или уху, в обед подавали мясной суп, кашу, молоко.
Два дня до субботы мы с Генкой ходили удить рыбу, ставили сеть в протоке. На удочку ловилось мало, а в сети на уху каждый раз попадет. В субботу топили баню, которая стояла в конце огорода. Воду в баню носили за 200 метров из родника. В бане вместо каменки была поставлена железная бочка, в которой и были наложены камни. Внизу под бочкой топка, а в бочке чуть повыше середины сделана дверца, куда и плещут воду, если парятся. Баня была старой и пол гнилой, но жару хватало. И мы с зятем хорошо попарились.
Помывшись в бане, отдохнув и поужинав, стали собираться на рыбалку за семгой. У дяди Саши было две лодки, и на одной имелся бензиновый движок. Лодки легкие - можно плыть и на веслах. Но так как нужно было плыть вверх по течению и далеко, то вторую лодку взяли на буксир. Движок работал хорошо, только скорость была маленькой, и мы плыли долго. Из снастей имелась лишь сеть с крупной ячеей, которую они называли «поясом», и еще «кошка», на случай, если нагрянет рыбнадзор, чтобы утопить сеть, а потом достать.
Река Емца не особо большая, но по весне по ней плавают небольшие пароходики и катера. Течение не быстрое, и вода какая-то темная.
По пути на берегу стояла деревня, в магазине которой мы взяли четыре бутылки водки. Поплыли дальше и остановились около глубокого плеса. Заглушили движок и отцепили вторую лодку, в которую сели мы с зятем. В первой лодке плыли дядя Саша и его сын Анатолий. Дядя Саша подал один конец сетки Генке, второй взял сам, стоя в лодке. Генка тоже встал в лодке. Дядя Саша дал команду, чтобы лодки отплыли друг от дружки на длину растянутой сетки. Я и Толька работали на веслах. Науку я эту быстро освоил, хотя раньше и не плавал на веслах. Поплыли вниз по течению: одна лодка вдоль левого берега, вторая - вдоль правого. Когда стали проплывать середину плеса, дядя Саша дал команду быстро работать веслами и идти на сближение. Сами они стали выбирать в лодки сеть и кошелить. Через некоторое время в кошеле сетки показалась большая рыбина, семга, весом 6 килограммов. Дядя Саша вместе с сеткой перебросил ее в свою лодку и обухом топора стукнул ее по голове. Семга успокоилась и замерла. Он выпутал ее из сети, спрятал куда-то в днище лодки, туда же и сетку. Завели движок и вновь поплыли вверх по течению. Через несколько километров показалась на берегу избушка с трубой, сделанная для рабочих совхоза, которые тут сенокосили летом, в ней спали, варили обед и отдыхали. В избушке были сработаны нары, а на нарах лежало сено. В углу стояла печка с плитой. Растопив плиту, стали варить уху. Семгу чистил сам дядя Саша. Она оказалась с икрой. Икринок с горошину, красных и жирных, набралась целая миска. Дядя посолил ее, и пока варилась уха, она просолела. А в уху положили только голову и хвост от рыбины. Стали ужинать. Налили всем в кружки водки по сто грамм и закусывали поначалу икрой, а потом уже ухой. Они все трое с аппетитом ложками хлебали икру, а я раз хлебнул, и меня чуть не вытошнило: такая была она жирная. Зато я налег на уху, которая мне очень понравилась, хотя тоже была жирноватой. После ужина и выпивки мы все крепко уснули, а на рассвете дядя Саша нас поднял. Умылись, доели остатки ухи и икры, попили чаю и вновь стали ловить. Еще поймали семгу, поменьше, 4,5 кг. Хотели еще половить, но послышался шум мотора, и дядя Саша дал команду бросить сеть в воду, а лодки загнать под нависшие кусты к берегу Не прошло и минуты, как мимо нас пронеслась моторная лодка рыбнадзора. Нас они не заметили, так как плыли посередине реки, и не совсем еще рассвело, да и нависшие кусты хорошо маскировали нашу лодку. Потом дядя Саша предложил всем покинуть лодки и выйти на берег, сказав, что рыбнадзор должен вернуться обратно. Рыбу он спрятал на берегу. Примерно через десять минут лодка с рыбнадзором промчалась мимо нас, не заметив ничего. Мы развели костер на берегу и до полного рассвета покемарили, лежа у костра. Утром опять сварили уху. Дядя Саша засолил обе рыбины и завернул каждую в отдельности в мешковину. Так она хорошо просаливается и хранится долго. Поели ухи и опохмелились. Сели в лодки, подняли «кошкой» сеть со дна реки. До обеда мы еще порыбачили и вынули из сети двухкилограммового леща. А в конце отхватили еще семгу на 5 килограммов. Обедали опять на берегу, и в этот раз я с аппетитом закусывал икрой, оставив уху на втором плане. Отдохнув у костра, мы спустились к реке, сели в лодки и поплыли домой. Вниз по течению скорость была больше, и скоро показались дома. Так закончилась наша рыбалка. Конечно, чуть с браконьерили...

Отдохнув день, мы на двух мотоциклах «Восход» поехали на Сийские озера. За рулем одного мотоцикла был я, а на втором сын дяди Саши Николай. Отвезли мы дядю Сашу и Генку туда. Помогли поставить сети, пообедали в избушке и домой. Они остались там ночевать, а мы должны были на другой день забрать их. Назавтра мы с Николаем опять же на этих стареньких драндулетах поехали за ними. Подъезжаем к одной деревеньке, а на дороге стоит гаишник. Он остановил нас, проверил у мотоциклов тормоза, и ни у которого их не оказалось, кроме ручного. Вдобавок и касок на голове не было. Прав у нас с собой не было - не отберешь, штрафовать не стал - денег ни копейки. Протокола он не стал составлять, а в наказание выкрутил из всех колес золотники, чтобы мы не уехали, пока не принесем ему нрава и не заплатим штраф. Сам он отправился задерживать и проверять других води гелей. Я остался у мотоциклов, а Николай сходил в один из домов к знакомому шоферу и попросил у него четыре золотника и насос. Сержант ушел за поворот, и мы в это время закрутили золотники, накачали колеса и поехали по деревне в другой конец от гаишника. Попутно Николай отдал насос, и мы покатили на озеро.

Рыбаки были в избушке, и по нашем прибытии дядя Саша стал варить уху, а мы втроем снимать сети и вынимать из них рыбу. Рыбы попало не много, но все же хватило несколько раз сварить дома уху, а тетя Шура испекла вкусные кулебяки из щук. Так впервые порыбалил я на озере.
На следующий день опять на двух мотоциклах поехали за брусникой. Вместо Коли за рулем одного мотоцикла был сам дядя Саша, а сзади сидела его жена. Ягод было не очень много, но все же, по две корзинки насобирали.
Спали мы с Генкой на повети в клети. Утром я почувствовал боль в правой руке. Засучив рукав футболки, увидел два нарыва-фурункула. Видимо, надсадил я руки, когда сидел на веслах в лодке, да потом еще и спал на земле у костра на правом боку.
Шура мне обработала руку: помазала какой-то мазью и забинтовала. Три дня делала мне перевязки. А там нарывы лопнули и стало легче. Помылись еще раз в бане, попарились, и все зажило.
Потом еще ездили на лесопункговской машине за груздями, человек двадцать - и все набрали. Дорога была разбитая и грязная, но машина «ЗИЛ-151» проползла кое-как. Домой приехали уже в потемках.
15 сентября поехали к нам домой, взяв с собой в гости дядю Сашу. До Березника плыли на колесном пароходишке, который работал на дровах. Надо признаться, что я впервые попал на пароход. Внизу в большой каюте был буфет, и мы гам хорошо посидели за рюмкой водки и с хорошей закуской. И у меня осталось хорошее впечатление от такою путешествия по Северной Двине.
В Березняке сели на самолет «ЛИ-2» и благополучно прилетели в Вельск. С Вельска на рейсовом автобусе приехали домой того же дня. Дядя Саша привез в гостинцы одну семгу, и вся наша семья впервые попробовала и полакомилась «царской рыбой».
Дядя Саша погостил у нас неделю. Помог копать картошку. Съездили на Чугру на рыбалку к ночи. Хорошо там порыбалили и отдохнули. Один раз с ним ездили по клюкву и несколько раз по грибы. Понравились дяде Саше наши места, и он остался доволен нашей гостеприимностью.Но и у меня остались яркие воспоминания от поездки в Емецкий район.

ВОЛНУХИ И РЫБАЛКА

Конец лета и начало осени 1980 года были влажными, стояло тепло. Много выросло грибов и особенно волнух. В ту пору у нас в гостях находился Толя, а в Мараконской, у тещи, гостил сын Генка. Они с Толей служили недалеко друг от друга на Кавказе и вместе собрались в отпуск на родину.
Воскресенье. В колхозе выходной. Накануне мы договорились съездить на машине Николая на Озиди за волнухами, поставить пару сеток на Плоском, сварить уху, отдохнуть на природе.
Выехали с утра. В сельпо волнухи принимали за деньги. Было нас человек шесть взрослых и один мальчишка. Пока ехали от полей до Плоского, то набрали волнух два бурака и еще каждый по корзине.
Заехав за поля, четверо из нас высадились с корзинами и стали собирать волнухи, а мы с Николаем и Игорем доехали до Плоского, поставили сети и поехали обратно на Озиди навстречу грибникам. Корзины их были уже полными. Высыпали в бурак, и всемером еще насобирали два бурака и по корзине. Поехали на Вакориху обедать. Кто разводить костер, кто чистить картошку, а мы с Генкой и Толей посмотреть сети. В сети попались ельцы да пара шучек запуталась. Сварили уху. Водки вдоволь было. Весело посидели и попели у костра. Потом пошли ловить рыбу на удочки. Объявили конкурс: кто займет первое место по улову, тому лишнюю стопку водки. А так как червей с собой не было, то пошли копать в остожьях - в местах, где стояли проймы сена. Помню, я начал рыться в остожье и чего-то сделалось тяжело и потянуло на сон. Я прилег на старое прелое сено. От сена шло тепло. Меня раз¬морило, и я заснул.
Разбудил меня Толя часа через два. Ну, говорит, главный рыбак, вставай, поехали домой. А они за это время наловили немного ельцов, сняли сети. На уху снова набралось. Хотелось застать не закрытым магазин... Успели сдать волнухи, и нам дали денег на четыре бутылки. Ку¬пили водки и поехали к нам. Дома была мать. Люба работала на ферме и пришла позднее.
Опять сварили уху на плитке и повечеровали все компанией. Пели песни, плясали под гармошку, веселились от души. Особенно гаганили надо мной, что я проспал всю рыбалку.
В ту осень уродилось много рыжиков. За ними ходила мама за Лодыгино в вересняк. Даже мосле Октябрьских собирали рыжики там в тот год. Снег быстро растаял, и стало тепло. Влаги хватало, и поперли рыжики.
Я тогда не любил собирать рыжики, а с Игорем ездили на Вари к Брагинскому, на Озиди по грибы на жареху и для сушки да волнухи брали на соленье. Засаливали не одно судно. Семья была большой, и к весне все подбиралось.

НА РЫБАЛКЕ

Рыбачить я начал с 62-го года. Купил у одного механизатора две сетки на сорогу, окуня и щуку. Первые года ставили сети и ловили вдвоем с братом Николаем. Когда приезжал летом Толя, то и он с нами ездил на речку. Обычно с вечера поставим сети и до утра. Я раскладываю костер, а Николай ловит рыбу на «дорожку» или на удочку. А в сети попадет несколько сорожин, окунек-другой или щука. Так что всегда получалась уха тройная. Брали всегда с собой бутылку водки. Поужинаем, попьем чаю, немного поразговариваем - и спать. Спали обычно у костра, но иногда и в избушке. На каждом участке в каждой бригаде на Чурге были построены избушки, и люди на сенокосе спали в них, спали в них также рыбаки и охотники.

Утром, часов в шесть, снимем сети, попьем чаю и домой. Привози¬ли рыбы каждый на уху и на пирог. В то время у людей сетей мало было, и рыба в Чурге водилась, особенно сороги и окуни. Щук было поменьше, так как их ловили на «дорожку», на крюки, на живцов или на лягушек.
К работе приезжали домой. Машину оставляли на Плоском: дорога дальше была плохой. Николай был шофером, ездили на его машине. С председателем у нас был хороший контакт, и он разрешал брать машину. Не было и моды, чтобы кто-нибудь слил бензин или что-то сделал с машиной. Иногда к выходному, если объявляли в колхозе выходной, с нами ездил и председатель - Федор Савватиевич. С ним было уже веселее, и после ужина засиживались у костра долго. Он всегда с собой брал бутылку водки, а иногда и две. Со свежей ухой хмель почти и не брал.
В 66-м году у меня появился мотоцикл. Дороги к тому времени расширили, сделали в сырых местах лежневки и стали возить людей на сенокос на машинах. В избушках почти уже не ночевали, разве только некоторые мужики, которые помногу косили и оставались ночевать.
Позже мы на мотоциклах ездили уже компанией по 5-6 человек. У многих со временем появились сети, и мы ставили уже 4-6 сетей на
ночь, и во все попадало. Обычно такой компанией выезжали с субботы на воскресенье, и когда давали в совхозе выходной, то и подзадержимся утром — не торопились. Снимали сети в шесть часов.
Вот тогда-то было уже весело на рыбалке! Каждый вместе с провиантом брал бутылку водки, а Николай Федорович еще и самогонки прихватит. Без песен не обходилось.
Я, как обычно, варил уху: разжигал костер, чистил картошку, кипятил чай, а остальные ловили рыбу - кто на удочку, кто на «дорожку» щук. Немного половят и увидят, что заколыхались поплавки у сетей, вынимают рыбу и - все к костру. Картошка к этому времени почти уже готова. Рыбу, быстро почистив, опускали. Уха через десять минут была готова. Все садились возле костра ужинать.
Выпив но стопке, все оживлялись и начинали шутить и рассказывать разные байки. После третьей стоики я начинал запевать какую-нибудь застольную песню, и все подхватывали. И так дружно и громко пели, что от Кулаковской избушки слышали наш хор наУсть-Пакшеньге, где в то время еще жили люди.
Споем несколько песен и опять с ухой пропустим по стопочке. Закусим. И опять запеваю песню, и все дружно подхватывают. Часа два горланим на всю Чургу. Потом немного поспим, накидав под себя березовых веток. А в июне, когда ночи светлые, то играем в карты, в «козла», иногда всю ночь напролет, если выходной впереди и есть возможность дома поспать до обеда.

Обычно я припрятывал одну бутылку водки на всякий случай. Мало ли что может случиться на рыбалке, особенно рано весной, когда большая вода и сетки славили в старые реки (старицы), где нет течения. Туда-то и заходит рыба на нерест и прячется от льдин, которые идут по реке. Правда, это является браконьерством - ловить рыбу в период нереста, но охота пуще неволи.
Как ждешь после зимы первую рыбалку! Бывало, придешь первого мая на речку, а там еще лед и нельзя поставить сетей. В ту пору в магазине всегда продавалась соленая треска, и мы на всякий случай брали по рыбине с собой и варили из нее уху. Но все равно ночевали у костра под елями на 6epeгy речки.
Был такой случай с Владимиром Владимировичем (мой бывший шурин, трагически погиб в 80-м году). Утром пошли снимать сети. Он пошел на ту сторону по дереву. А так как ночью подморозило, дерево сделалось скользким, а пошел он без шеста и, дойдя до середины, по¬скользнулся и упал в воду. Вода была ледяной, за ночь сделалась шуга. Окунулся он в такую воду с головой и по-быстрому выплыл к берегу. Мы, стоя на берегу, вначале испугались и хотели его вытаскивать, по¬дав жердь, но он сам выплыл. Костер у нас горел, он разделся догола, дали мы ему сухой одежды и портянки, все просушили, и он надел все снова на себя.
Как только вылез он из воды, сразу налили ему стакан водки - даже не кашлял. Вот что значит оставить на утро водки...
Еще был случай, когда сын Николая Владимировича, тоже моего шурина, Вовка, при снятии сетки соскользнул с берега в воду. Берег обрывистый, и он по шею оказался в ледяной воде. Дело было под утро, и мы тоже таким же образом спасли его от простуды, а может, и от воспаления легких. Это у нас существовал такой закон - оставлять на всякий случай водки. И конечно, потом мы все вместе с потерпевшим хохотали до слез над происшедшим.
При варке ухи, когда она уже готова, всегда опускали в котелок на пять минут зрелый ольховый уголек, чтобы удалился речной запах. Когда снимали котелок с костра, обязательно выливали в него ложку водки.
Еще об одном эпизоде на Екимовой в начале лета. Николай Александрович как-то забыл взять из дома ложку. Ведь всегда торопишься после работы, когда едешь на рыбалку, да товарищи еще ждут. Тоже была умора с забытой ложкой. Когда начали хлебать уху, то разрешили наливать Николаю юшку в кружку. Мы едим ложками, а он одну выпил кружку, другую и полез наливать третью. Я отвел его руку от котелка и сказал: «Ша-хватит!» Все как грохнут хохотать, а Николай покраснел и тоже стал хохотать вместе с нами. Дали ему ложку - поел и гущи.
Расскажу про детскую игру на рыбалке. Дело было в июне. Ночи светлые. Поужинав и попев песен, четверо троков стали играть в «козла». Один сидел у костра, а другой наблюдал за игрой и был вроде арбитра. Я перед сном спрятал бутылку водки под корень березы и заснул. А игроки не спали всю ночь. Был с нами в тот день и председатель, Федор Савватиевич. Утром они спохватились, мол, где-то была бутыл¬ка водки. Искали, искали и не могли найти. Разбудили меня и спрашивают, куда дел бутылку. Я продрал глаза, очухался ото сна и говорю: «Давайте играть, как бывало в детском садике: кто-то спрячет какую-нибудь игрушку, а остальные ищут. И если кто-то станет близко подходить к тому месту, где спрятана игрушка, то тот, кто спрятал ее, начнет хлопать в ладошки. Если ищущий отходит от того места, то хлопки прекращаются». Компания наша из семи человек. Вот я им и предложил эту игру. Стали искать в лесу под березами, елками, но долго никто из них не подошел к заветной березке. Начали уже было сердиться на меня, но я сказал, чтобы искали подальше, и один стал подходить к той березе. Я захлопал в ладоши, все бросились к ней, но найти не могут, а я со смеху покатываюсь над ними. Да и они только хохочут больше над своей беспомощностью, чем надо мной. А я все хлопаю и хлопаю. Они начали рыться под корнями и наконец-то нашли бутылку!

Отдыхали на рыбалке будь здоров и заряда бодрости хватало на целую неделю. Ведь раз в неделю вырывались с дому на Чурту и отдыхали как хотели. Там никто не стоял над душой и не контролировал.
А вот еще одна хохма. Когда ездили на Чургу с Федором Савватиевичем, то. поскольку он был старше всех, не ходил ставить сети, а обычно потихоньку бродил с «дорожкой» и почти каждый раз зацеплялся за ко¬рягу и отрывал блесну с тройником. Как-то поехали раз с ним на служебной машине с его личным шофером. Кроме нас троих, еще четверо было. А до этого строители через Плоский построили новый мост и рядом оставили толстый трос от лебедки. Мы обычно подшучивали друг над другом. Увидя трос, я сказал Федору Савватиевичу, мол, заберем его и вместо лески привяжем к блесне на «дорожку». Тогда-то уж не сорвется блесна и не останется под водой. Все со смеху покатились, и сам председатель тоже. И не было ни одного случая за 30 с лишним лет совместной рыбалки, чтобы кто-то поссорился или подрался. Дружная и веселая у нас была компания. Теперь остались от того счастливого и веселого времени одни воспоминания. Иногда и ночуем на Чурге летом, но уже не то...
Однажды рыбалили на Слопечной горе компанией человек шесть. Рыбы попало много. Хорошо поужинали, попели, и вздумалось Николаю Александровичу и Владимиру Владимировичу побороться и померяться силами. А были они соседями. Боролись, боролись, катались на берегу и нечаянно оба скатились в реку и ушли под воду. Там уж было не до борьбы. Сразу выскочили из воды и к костру, а мы все со смеху катаемся. Дело было летом, и ночь была теплая. Они быстро разделись, выжали и просушили одежду и как ни в чем не бывало стали шутить и хохотать. Правда, дали им для согрева, как вышли из воды, по штрафной стопке. Вот так поборолись!
Однажды осенью рыбалили под елями на Шамаконском участке Чурги. Ночевали там. Водка была перцовая с двумя стручками. У меня была взята лишняя бутылка, да еще у кого-то из племянников лишняя была. Утром для согрева выпили одну, а свою я под березу спрятал. Как-то больше в ту осень не пришлось побывать на Чурге, и бутылка осталась там зимовать. На следующий год в начале лета пошли туда рыбалить, и представьте себе, бутылка оказалась целой. Хотя водка была 30 градусов, а зимой морозы доходили до 40 градусов, бутылка не лопнула. Видимо, спасло то, что была подо мхом и много было в ту зиму снега. Как мы обрадовались, что сохранилась бутылка с перцовой водкой, и восторгались. Какое счастливое было время...

Вспомнился еще один случай, когда нам в сетки попало много щук. Поехали мы тогда по клюкву на свой куст за Чутрой. Этот куст я нашел, когда с Гошей (это двоюродный брат) брали гам бруснику. В то
время мы оба были в отпуске и часто ездили по ягоды. Он как «безлошадный» ездил со мной на мотике. Тоже утром оставляли сети и после обеда снимали, а иногда и оставляли на ночь. Ягод тогда было много: и брусники, и клюквы. Брусники набирали за день по четыре корзины, а клюквы по три. Тогда нас было пять человек: я, Гоша, брат Николай, Леня и Шурик. Было у меня 4 сетки. Не успели утром поставить последнюю сетку, как в первых уже ходуном заходили поплавки. Стали вытаскивать сетки, а там одни щуки по 700-800 граммов каждая. Тогда нам попало килограммов восемь рыбы. Побрав ягод, вышли к реке и сварили уху. Хорошо посидели. Домой поехали уже в сумерках, и дорогой брат Николай застрелил еще зайца. (Вообще он был хорошим и метким охотником. Помню, бывало, как ни поедем с ним на реку, то почти каждый раз убьет по дороге или зайца, или рябчика, или тетеру.
Однажды мы с зятем Генкой ехали с рыбалки домой и увидели глухаря, который не летал. Они летом меняют перья и какой-то момент не летают. Так мы догнали того глухаря, и Тамара, сестра, приготовила из него хорошее жаркое.
А как-то Генка ходил по рыжики за Лодыгино и ножиком убил вальдшнепа, попав ему в голову.
Как-то осенью, в ноябре, уже выпало немного снега. Я утром пошел заглядывать в яму и вижу: лежит на земле глухая тетера, да еще и теплая, но мертвая. Видимо, делала рано утром перелет и наткнулась на провода грудью. Мать ее ощипала и сварила хорошее жаркое.
Самый большой улов у меня был осенью, примерно в восьмидесятом году. Тоже ездили по бруснику с соседом Павлом Михайловичем. Поставили только две сетки, и за сутки попало рыбы всякой полный вещмешок - это килограммов 12 будет. Тогда там ухи не варили, а, приехав домой, сварили на плитке, и я ходил на уху к ним. Тоже хорошо посидели.

СВАДЬБА

Женился я осенью 1961 года и взял себе в жены Любовь Владимировну Шаманину из деревни Степанковской. В народе ее называют «Мараконская».
У Любы тоже была большая семья - 7 человек: мать ее Серафима Петровна родом из Заречья, старший брат Николай, который живет в Комсомольском районе, старшая сестра Лиза в Солге, еще сестра Надя в Мурманске, брат Геннадий живет в Литве, и был еще брат Владимир, которого задавило трактором. Мать ее тоже померла лет десять назад.

Познакомился с Любой я в клубе на танцах. Провожал ее из клуба и потом ходил на дом больше года. Так как мне в то время было уже 26
лет и надо уже жениться, иначе годы уйдут. Правда, ей в ту пору было 19 лет, то есть на 7 лег моложе меня.
В начале осени как-то вечерком мы с мамой пошли к ним свататься. Посидели, поговорили и назначили свадьбу на Октябрьские праздники. Сварили на поварне в Заречье пиво, сходили перед свадьбой в сельсовет, записались. А заявление на запись было подано заранее, дней за 10 - такой порядок у нас в стране.
Начали съезжаться гости как с моей стороны, так и с ее. У меня в то время гостил брат Толя, который служил офицером в Тбилиси.
С ее стороны далеко жила сестра Надя. Она инвалид с детства. Осе¬нью тогда дорога была плохая, и машины с Вельска ходили только до Раменья. Надя до Раменья доехала на почтовой машине, а там мы с Любой на лошади встретили ее и посадили на дроги. Не доехали с километр до их дома, и у дрог сломалось переднее колесо. Кое-как Надя дохромала с костылем до дома, а мы с Любой сходили до кузницы, взяли колесо, на палке донесли до дрог и поставили вместо ломаного. Лошадь была привязана к дрогам, и мы доехали нормально до конюшни.
Мои гости с Вельска приехали на своей машине. Попутно привезли мне ящик водки, так как у нас в ту пору ее было ее в магазине. Гостей была полная машина: Кузьма Иванович, тетя Клава, ее дочь Валентина с мужем, двоюродный брат с женой и двоюродная сестра с мужем. Остальная родня здешняя: два дядьки, две тетки, брат Николай с женой.
Свадьба обычно начинается в доме невесты, и седьмого под вечер там стали собираться гости. Я с дому взял гармошку, и Кузьма Иванович нас отвез в Мараконскую, сделав два рейса. Народу там собра¬лось полная изба. За столами сидело человек 30, а остальные стояли и глазели на нас - это деревенские бабы и старухи. Приходили и мужики деревенские, но им за столами не было места, и их угощали в кухне отдельно. Поили и водкой и пивом. Свадьба была веселой. Когда выпили по несколько стопок (каждый раз кричали «Горько», и нам с Любой приходилось вставать и целоваться), я взял гармошку и почти до двух часов ночи играл. Пели песни и плясали под гармошку, даже кадриль ходили. В общем, гуляли хорошо и весело.
Когда поехали домой, то Кузьма Иванович (царство ему небесное) долго не мог выехать на машине из их огорода. Кругом была изгородь, и один выход только был. а впотьмах, хотя и был свет у машины, он никак не видел выход. Потом все же показали ему и выехали на дорогу. Долго потом все хохотали над этим.
Гостей у нас было много, и нам с Любой пришлось спать несколько ночей вверху, хотя на улице было уже прохладно. Да с молодой женой разве замерзнешь! Назавтра, т. е. 8 ноября, вся мараконская родня, а также наши родственники собрались у нас за тремя столами и пировали до поздней ночи. Опять кричали часто «горько», и приходилось целоваться. Девятого городские гости уехали, и началась будничная жизнь...

Толя еще погостил у нас с полмесяца и тоже уехал на службу в Тбилиси. Он тогда был еще с женой Тиной, она была очень веселая на свадьбе и много шутила и присказывала.
Потом она заболела. К нам Толя ее уже не возил, а оставлял дома с матерью. Ездил все один или с Алешей, старшим братом. Потом, ког¬да она померла, он сошелся с другой, которая и теперь жива. Зовут ее Шурой. Один раз летом приезжала вместе с ним к нам на Север. Дорогой простудилась и больше не бывала здесь. Живет сейчас в Новокубанске Краснодарского края, где и поменяли квартиру, переехав из Тбилиси. Там они с Толей жили лет пять, а в 1996 году 12 февраля Толи не стало.
Кроме моей свадьбы в нашем доме играли свадьбу брату Василию, и тоже в Октябрьские. В то время Василий и жена его Шура учились в институте, и основные хлопоты и расходы взяли на себя мы с мамой. Перед этим я сделал туалет, а то был не настоящий. Тоже варили пиво. Народу было поменьше, чем на моей свадьбе, но провели свадьбу весело. Даже приезжал из Краснодара Алексей. Чуть было не опоздал и зашел в дом, когда мы уже садились за столы. Вот было ликование, когда он появился так внезапно. Толя, тог раньше приехал и был уже без жены. Гостили они тогда с Алексеем с месяц и помогли мне загото¬вить дров.
Василий с Шурой побыли два дня и уехали в Архангельск на учебу. Пока он заканчивал институт, то года два жил у тещи, в одной комнате с ней. Потом по распределению уехали в Сыктывкар, где и живут по сей день. Их сын Миша учится в университете и живет вместе с ними, а дочь Лариса учится в медицинском институте в Архангельске и уже вышла замуж. Мать Шуры жива и живет в Архангельске.
Раньше, когда была жива наша мать, то Василий ездил сюда в гости каждое лето. Помогал мне с сенокосом, брали грибы и ягоды. Последний раз он приезжал в 1995 году и гостил вместе с Толей две недели. А Толя простился с нами тогда навсегда... Царство ему небесное! Вечная память ему!
Василий моложе меня на 10 лет и еще работает. До пенсии осталось ему меньше двух лет. Имеет две машины: «Москвич» и «Уазик»-фургон, на котором они ездят по грибы, ягоды и на дачу. Работал все время главным инженером в «Сельхозтехнике» в Сыктывкаре. Шура тоже еще не на пенсии и работает.
Еще коснусь немного своей свадьбы...
Вспомнил один эпизод. Когда вышли из-за стола, а это было в первый день свадьбы в Мараконской, и я пошел в туалет, то в коридоре почувствовал, что что-то колется за шиворотом. Схватил рукой и вынул комок шерсти из-за ворота рубашки. Какая-то баба-ведьма в темноте положила его мне. Этим самым и испортили нашу семейную жизнь. Отсохла бы рука у этой ведьмы!

Жили вместе с Любой 16 лет и пришлось разойтись. Есть, видимо, злые люди на свете, которые могут сделать любую пакость.
Я сначала не придал этому случаю никакого значения, а потом ска¬зал жене, а она говорит, что это специально сделано, чтобы разбить нашу семью.
Немного в этом я и сам виноват, т. к. не мог забыть своей первой женщины и иногда встречался с ней, отчего жена сильно ревновала меня к ней. Может, та женщина тоже была причастна к содеянному.
И вот поплатился за это: остался один в дому, как перст. Правда, жила 8 лет со мной Людмила Григорьевна, но и та оказалась коварной женщиной и отошла от меня с падчерицей, которая в этом сыграла не последнюю роль. Нет хуже несчастья, когда злая жена!

БРУСНИКА

Брусника - это самая распространенная ягода у нас. Она играет не последнюю роль в рационе северян. Ведь в ней много сахара, разных кислот и витаминов. В отличие от других ягод ее можно набрать очень много за день, если хороший урожай. А пареная брусника может храниться год и больше. При хорошем урожае за один выход можно набрать 4-5 корзин, а если выедешь семьей 3-4 человека, то хватает пареных ягод большой семье на целый год.
Обычно раньше ее употребляли вместо молока, когда корова в за¬пуске и не дает молока месяца два. Налаживали ее в блюдо, заливали ее водой, клали туда сахарный песок по вкусу и толокно. Получалось вроде похлебки, которую прихлебывали с кашей ложками. В голодное время сахара и толокна не было, и гак, без этих специй, шла хорошо. Часто с брусникой варили кисель из крахмала - тоже вкусно. Кроме того, брусника снижает давление крови и обладает мочегонным свойством. Это я испытал на себе.
Расскажу один случай, когда мы ездили за брусникой на Чургу в сторону Судромы. Помню, выехали ночью на двух подводах: мы - это отец, мать, сестра Нина и я на одной лошади и на второй Илья Федорович, его жена и две дочери. Пока ехали 15-20 километров, то уже начало светать. Мужики выпрягли лошадей и привязали к дрогам, задав им сена. И мы пошли на выруба, где росла брусника. До обеда набрали по
2-3 корзины и пошли высыпать на дроги. Были взяты с собой ящики и ушаты, а также пестери. Пообедали и опять собирать принялись. А вдали от нас собирали ягоды мужики с Пуи. Они видели, куда мы носили ягоды, и пока мы брали по второй ноше, они сходили к подводам окольным путем и у Ильи Федоровича унесли ягоды вместе с пестерями. Наших ягод, видимо, не нашли, да им и тех хватило, что набрала семья Ильи Федоровича. Погоревали они, конечно, но что сделаешь. Те мужики больше не показались и удрали без оглядки с чужими ягодами на Пую. У них тоже где-то стояли лошади в лесу у дороги, т. к. до Пуи от Усть-Пакшеньги тоже далеко, километров 8-10 будет.
После окончания техникума я месяц до армии работал в Долматово и несколько раз ходил пешком через Пую домой по той дороге.

Помню, еще семьей ездили за брусникой за Раменье по Лодочной дороге и тоже много набрали. Когда я приехал домой, то с матерью ездили за. Плоский несколько раз на лошади. Потом я купил велосипед и уже один ездил, набирал по 4-5 корзин. В 1966 году купил мотоцикл, и на нем уже легче было хоть за ягодами, хоть за грибами.
А один год сенокосили на Озидях - это по речке перед Плоским. В то лето сенокос затянулся до сентября. На этой стороне речки были выруба, и тоже много ягод наросло. Так мы после работы ходили на выруба и по две корзины набирали. Всегда был напарен полный ушат брусники к зиме. Ведь семья-то была большая - 7 человек.
Как-то были годы, что бруснику и клюкву принимали в магазин и неплохо платили, так мы с сыном Игорем после работы съездим на мотоцикле, наберем по две корзины и со светом домой приезжаем. Мать только успевала катать и перебирать ягоды на столе.
Нынче брусники мало бывает, да и потребности на нее такой нет.

ЗА ГРИБАМИ

Еще до начала осени, в августе, начинали появляться в лесу подберезовики, подосиновики, белые грибы, маслята, рыжики, а на Билях- боро¬вики. Вот тут-то уж совсем люди воспрянут духом: ведь кроме хлеба, похлебки, картошки да молока можно еще грибов поджарить или сварить грибной суп. Как начнут появляться на Билях маслята и боровики, так если под каждым деревом облазишь - найдешь на жаренку.
А на Дуколове росли еще и белые грибы. Какая была радость, когда найдешь первый белый гриб! Тоже весь мох перещупаешь под той со¬сной, где нашел этот гриб. Помногу белых грибов не находили, т. к. не давали им вырастать, сразу срывали. Ведь нас мною было таких. И все же больше всего любил я маслята. Наш отец устанавливал на ше¬стке два кирпича (а плиток тогда и в помине не было), между ними клал
сухие щепки, а на кирпичи ставил большую сковородку с картошкой и маслятами, заправив все это сливками... Вкуснее этого кушанья, кажется, и нет. Вот как он умел жарить маслята на кирпичах.
В сентябре, когда уже бегали босиком в школу, то после школы каж¬дый раз я бегал за грибами за Кунаево. Обычно ходили туда вдвоем с Пашкой Мишкиным (это был мне троюродный брат). Он жил в Кунаево в крайнем доме от Смошины. За ними был еще один дом, но он был не достроен, и в нем никто не жил.
Придя из школы домой, бросишь каталашку (это портяная сумка под книги), похлебаешь с Пашкой молока с картофельным пирогом и бегом с зобенькой к нему. Он тоже угостит меня чем-нибудь, и побежим по грибы на Общую Навину - это с километр от его дома. Там росли небольшие сосенки и елочки, а меж ними всякие грибы. Особенно много было маслят и боровиков. Дотемна мы всегда успевали набрать по зобенсчке, иногда домой я приходил уже в сумерках.
Когда шли по грибы с пустыми зобепьками, то напевали разные шуточные песенки, которые сочиняли на ходу. И так весело было вдвоем, и медведя не боялись. Тогда медведей было много, каждое лето задирали не одну колхозную корову. Ходила даже росомаха, та овец загрызала. Овцы у нас все лето паслись за Кунаево. Правда, к вечеру выходили к деревне и стояли под амбарами. И кроме росомахи убавляли их понемногу нечестные люди вроде Виктора Ивановича и Кирилла Николаевича. Каждую осень у нас в стаде не досчитывалось одной-двух овец.

Кроме Общей Навины, ходили с Пашкой по грибы на Мокрушу, в Маленькую поскотину, но там грибов было меньше. А с отцом обычно раз-два за осень под вечер ходили по грузди далеко за Грязной Лог, на Ми тькину Навину.
К зиме бабушка засаливала полный ушат волнух, серянок, груздей и рыжиков. А трубчатые грибы сушила в печи и зимой варила грибной суп. Из соленых грибов часто в жаровнице ставила жаркое, и тоже очень вкусное получалось. В общем, что Бог давал летом и осенью, все заготавливали для зимы и для большой семьи.
Матери за грибами и ягодами некогда было ходить, т. к. кроме работы в бригаде была нагрузка: то коровы, то жеребята колхозные. А отец был 15 лет бригадиром не Кунаеве. За осень вырвется раза два, по грузди после работы, и всегда приходили с ним домой уже поздно вечером, т. к. дотемна брали грузди. Потом бабушка до полуночи их чистила.
Нынче те груздевые места заросли, и я там не бывал давно. А где и собираем грибы, то иногда попадется несколько груздей. Это по сравнению с волнухами и серянками - деликатес. Но лучший деликатес -это рыжики, их аромат не сравнишь ни с чем.

ПО ЗЕМЛЯНИКУ

Было мне в ту пору 9 лет, а брату Анатолию уже 16 минуло. Дело было легом, в июле, когда уже поспела в лесу земляника. В лесу-то ее мало было. Обычно она растет на опушках и на межах у полей, возле изгороди.
Утром мать дала мне задание набрать к вечеру кружку земляники для ягодницы с молоком. Пошел собирать на Дуколово. Там была небольшая поляна, которая тогда еще пахалась, сеяли на ней когда овес, когда ячмень. Вот я и пошел на эту поляну. Утром Толя сказал мне. что будет там на лошади пахать.
К поляне я подошел со стороны леса, а не со стороны дороги, чтобы брат меня не заметил.Я посмотрел из леса и увидел, что лошадь отдыхает и ест траву, а Толя лазит по кромке и ищет в траве землянику, т. е. лакомится. Я внизу переполз по-пластунски изгородь (поля на была огорожена кругом, т. к. в лесу на Дуколове паслась скотина) и в траве потихоньку стал подбираться как диверсант к Толе. Не доползая метра три до него, я громко рявкнул, чтобы напугать его. И действительно от такой внезапности Толя вздрогнул и сильно напугался. Потом я выскочил из травы. Когда Толик пришел в себя, то дал мне хорошую оплеуху, но я не заревел, т. к. сам был виноват. Потом он мне помог добрать кружку. Я подождал, пока он допашет полянку (а полянка была небольшая, соток 25-30). и мы вместе поехали домой на дрогах, на которых он привозил плуг и оглобли.

Сейчас я удивляюсь: ведь мог бы сделать брата заикой, так сильно и внезапно я его напугал. Потом вместе с ним не раз вспоминали этот случай и смеялись над этим.
Почему-то в детстве я любил собирать землянику и охотно бежал с кружкой или банкой в лес - куда-нибудь в ноле или на межу. Много было одно время земляники за Кунаевом в «жарах» — так звалась новина, где был вырублен лес, а молодняк еще чуть-чуть поднимался. Так вот около пней и росла земляника, да такая крупная, будто клубника. «Жары» находились недалеко от поля, которое в это время пахали на лошадях пахари из нашей деревни, в основном молодые ребята, в числе которых были и мои братья, Николай и Анатолий. А так как в июле днем стояла жара (а пахали под рожь пары), то пахали в ночную смену. Вот я с ними уеду вечером туда они покажут мне дорогу на новину; и я до темноты успевал набирать полный туесок ягод. Кроме того, и сам наемся досыта. Ведь время-то голодное было, и есть ох как хотелось! Летом около деревни мы, пацаны, все дудки вырывали и ели, лишь бы утолить голод. А уж когда ягоды пойдут, то тут и вовсе воспрянем духом. До самой осени лакомились чем-нибудь. С дудки часто понос пробирал, а с ягод - все нормально.
Самой первой поспевала ворониха (по-научному вроде жимолость
зовется). Потом пойдет земляника, черника, красная смородина (ее мы звали «кисельцей»), а дальше - морошка, малина... За черникой ходили далеко за Кунаево, с зобеньками. Морошка тоже далеко росла. Пока пахали дальние поля на лошадях дня три-четыре, я все ездил с братьями по землянику и привозил домой каждый раз по полному туеску. Ох, и вкусная ягодница с молоком и земляникой!
Около дома у нас всегда росло много черемух, и я тоже любил ее собирать. Был маленький и легкий, залезал на самую вершину и не боялся, что упаду. За эти вылазки меня в шутку называли воробышем. Черемуху пили с чаем и с жареным молоком.

КУПАТЬСЯ!

Такой был у нас, пацанов, раньше клич, когда собирались на речку купаться. Да и уже придя из армии, когда сенокосили на Чурге, в жару на каждом залоге (по-нашему «перекур») тоже кричали так. Прыгали в плесо и купались, пока не кончится перекур. Во время обеда по-быстрому поешь - и в воду)Обычно разбегались от избушки с берега и курнаком, то есть ныром, в воду, всей гурьбой, кто был помоложе.
У нас было свое мужское плесо у самой избушки, глубокое и широкое, а у девок и баб плесо имелось пониже и мелкое с глинистым дном. Девки тоже в обед там купались, а бабы только вечером. Там хорошо ловилась щука на спиннинг и в сети.
Самое смешное представление на Чугре показывал во время обеда Василий Кузьмович. Он в воде снимал трусы, держа их в руке, и начинал показывать «семь дыр»: в воде на середине плеса начинал кувыркаться через голову, поджав колени к животу. И только были видны то голова, то спина, то задница, а то, если раздвинет колени, то и срамное место. А мы, сидя на

берегу, со смеху катились до слез. А он знай кричит с плеса: «Смотрите, семь дыр!!!»
В 59-м году я приехал с Кубани, а летом приезжал брат Толька в гости. Мы с ним ныряли с моста, а девчата купались в метрах ста от нас. Слышим - крик! Подбежали, а там трое девок тонут, в том числе и наша сестра Тамара. Они втроем заплыли на середину, одна из них здорово устала и зацепилась за Тамару, и обе начали тонуть. Быстро мы подплыли к ним и обеих вместе вытащили на берег. Только там ее подруга отцепилась. Сильно они напугались и наглотались воды.

УКРАЛИ ШТАНЫ

В 47-м мне было 12 лет. Во всю работал в совхозе на лошадях, как и все мои сверстники.
Лето стояло жаркое, и мы возили навоз ночью, так как перед Петровым днем в жару очень много оводов, а для лошадей это мука. Возили из деревни, из частных дворов, где стояла колхозная скотина. В нашем дворе, например, содержались кони. У соседа Андрея Ивановича-тоже лошади, у Марьи Ивановны — жеребята, у Савватия Никифоровича — коровы, с которыми возилась наша мать. Мы, подростки, возили с этих дворов навоз аж до Кунаево - от Петрегино до дальней полянки было около 4-х километров, делали за ночь четыре рейса. Наметывали навоз нам бабы, а сгружали на поле в кучи крюками мы сами. Утром выпрягаем лошадей и спим до обеда. Потом, пообедав, бежим на речку купаться. В то время сохранились еще на речке водяные мельницы. Была такая и под нашей деревней. Для запаса воды делалась плотина, перед ней скапливался целый пруд воды. Тут мы и купались в жару. Сюда на пруд прибегали ребята с Подсосенья и Заречья. Ребята от девок купались отдельно. Трусов тогда мы еще не носили и купались голыми. Девки же плавали в сорочках. Некоторые ребята и девки сидели на берегу, загорали и наблюдали за нами.
Помню, как с одним сверстником мы заплыли на середину пруда и видим, как две девчонки постарше нас подбежали к нашей одежке, схватили наши штаны и побежали по лугу вниз по речке. Мы по-быстрому выплыли на берег, повязали рубахи на срамное место и айда догонять тех девок. Все, кто был на речке, со смеху надрываются, а нам-то не до смеху. Чуть не до средней мельницы бежали мы за ними.
А девки бегут впереди, оглядываются на нас и хохочут, что мы голые бежим за ними. Видя, что мы их уже догоняем, бросили наши штанишки, а сами припустили бежать еще пуще. Мы надели штаны и рубахи и потихоньку возвратились на пруд. Разделись, оставили сторожить одного пацана, а сами в воду плавать. Потом ребята постарше подшучивали над нами: мол, девки хотели заманить вас в кусты, а вы и не догадались. Какая у нас была еще догадка, когда и было-то нам всего 12 лет. Как стыдно потом было при встрече с ними! Мы не знали, куда глаза деть, а они знай хохочут

СТУПКАМИ

Ступа - приспособление, в котором толкли, или шастали, ячмень, сухую кожуру от вареной картошки, сухари хлебные для тюри (сухарницы) и т. п.

Надо сказать, что ступа водилась в каждом крестьянском хозяйстве. Ведь она спасала людей от голодной смерти. Кто-то может удивиться, услышав такое о ступе. Может, я немного и преувеличиваю ее роль, но она. как и жернова ручные, выручала семью в критические моменты, которые я запомнил как худшее время в моей жизни и, в частности, в детстве. Если истолочь в ступе пестом кожух и просеять через сито, то получалась какая-то серая мука. Из этой муки, смешанной с отрубями, наша бабушка в голодные годы (41 -й-47-й) делала сочни и на них пекла картовные пироги - основная тогдашняя пища, заменявшая нынешний хлеб.
Когда на трудодни доставалось немного ячменя или овса, то, просушив его в печи или на печи, тоже толкли-шастали в этой же ступе. Потом бабушка просеивала и отделяла мякину от зерна. Мякину тоже примешивали в муку при выпечке хлеба. И караваи казались щетинистыми от мякины. Часто с такого хлеба мы страдали запорами.
Зерно же после шастанья шло на муку или из него делали крупу на ручных жерновах. Ручные жернова обычно делались легкими и размалывали зерно только на крупу. А если просеять эту крупу через сито, то и муки немного оставалось на пироги, шаньги или житники-срушники. Праздник в семье, когда бабушка испечет из чистой муки шаньги, житники или хлеб!
Толкли, т. е. шастали пестом в ступе мы, пацаны. Правда, пест был тяжелым, и отец приделал к нему две ручки. Мы вдвоем с братом или сестрой Ниной вставали на стулья с двух сторон и за эти ручки поднимали и опускали с силой пест. А он имел внизу металлический наконечник, которым и шастало зерно, или толкло сухари, кожух и т. п.
Пошастав минут 10-15, высыпают массу в сито и засыпают другую порцию. Конечно, от шастанья и просева через сито много пыли, но избы-то были грязные. Стены и потолок не оклеены, пол некрашеный. Конечно, раз в день мусор выметали веником, но семья была большая и мусор быстро копился.
Заглавие рассказа «Ступками» связано с купанием. До 12 лет мы еще плавали плохо и на пруд к мельнице не ходили, а обычно купались на средней мельнице, где она уже не существовала и пруда не было. Там и сейчас небольшое плесо глубиной не больше двух метров. Там мы не боялись купаться и на мелком месте учились плавать сначала по-бабьи, потом по-лягушачьи и в конце концов уже плавали надолго-ручках (кролем), и на боку, и на спине.
В один из жарких дней нас собралось человек десять. Девчата плавали хуже и на глубину не заплывали. А тут двоим из них вздумалось заплыть за середину плеса.
Доплыв кое-как до середины, они выдохлись, т. е. одна была уже не в состоянии плыть дальше и уцепилась за другую. Обе пошли ко дну, и потом начали появляться поочередно их головы над головой. Немного вынырнут из воды и опять под воду, как песты в ступке. Из-за этого их и прозвапи потом «Ступками», а я назвал так этот рассказ.
Из всех купающихся пацанов тогда я был постарше и быстро подплыл к ним. Схватил одну за руку, но вторая крепко захватилась за эту и двоих я не смог оттянуть к бepeгy. Тут еще один пацан подплыл ко мне, и кое-как вдвоем мы подтянули их на мелкое место. Девчата были спасены, не успели даже много набрать воды в желудок. Наклонились на берегу, сунули пальцы в рот, и вода вылилась из желудка. Они-то. конечно, сильно перепугались и побледнели. А когда шок прошел, все хором покатились со смеху. И долго еще потом хохотали над этим случаем, т. е. над «ступками».

И все равно назавтра опять всей гурьбой побежали купаться на Среднюю. Только те две девчонки уже далеко не заплывали, а купались и плавали на мелком месте. Мы, пацаны, обычно купались без трусов, т. к. их не было, а девчонки постарше купались в сорочках. Маленькие девочки купались тоже голые. У нас, пацанов тогда уже было немного стеснения и стыда перед девчонками, и мы, сняв штанишки, прикрывали свой грех руками, пока не зайдем по пояс в воду. А там уже плавали, плескались и резвились без стеснения. Весело было в детстве летом, несмотря на то, что было голодное время, да и работали в колхозе с 10-12 лет.
После двенадцати лет я уже бегал купаться на пруд и переплывал его поперек. Отдохну на том берегу - и обратно.

ОХРАННИК

Раньше до 60-х годов того столетия почту возили на лошадях. От Пакшеньги до Вельского почтамта расстояние было 38 километров. Сутки требовалось, чтобы доставить почту туда и обратно. Восемь часов лошадь идет в одну сторону, но ведь ей надо и отдохнуть, пройдя такой волок, да и накормить и напоить ее надо. Обычно ездили в дневное время, а ночью отдыхали. У нас на территории сельсовета было три крупных колхоза и два маленьких. Гак вот из этих трех колхозов выделялось для доставки почты по одной подводе с ямщиком-возчиком. Когда с почтой посылалась порядочная сумма денег, то сопровождал почту охранник, который был вооружен пистолетом. Одно время пистолеты выдавались и работникам почты, так как в кассе почты тоже бывали большие суммы денег. Давать-то давали оружие, но. видимо, плохо объясняли, как с ним обращаться и применять, и одна из почтовых работников по нечаянности застрелила своего отца...
А сопровождающим почты - охранник от сельсовета - был назначен Титов Александр (отчество не помню) с деревни Текшов. Он, конечно, служил в армии и знал, как обращаться с оружием.
В тот несчастный день выехали они с Вельска рано утром, отдохнув ночь у знакомых. Ямщиком был тогда Шаманин Евгений Полиектович. Заехав от Заборья в лес, только проехали с километр, как внезапно из кустов выбежал мужчина с ножом в руке. Наш охранник Саша Титов испугался и с пистолетом, не вынимая его из кобуры, убежал в лес, а на дрогах завязашсь борьба между бандитом и Евгением Полиектовичем, который был не трус, да и силой не обижен. Он столкнул бандита с дрог, но тот успел все же нанести удар ножом в лицо ямщика и чуть не отрезал нос Евгению Полиекговичу; поранив еще и верхнюю губу. Спихнув бандита с дрог, Евгений Полиекгович стегнул лошадь плеткой, и она галопом помчалась по дороге, оставив ни с чем бандита. А трус охранник убежал далеко в лес и когда вышел на дорогу, то подвода была уже далеко впереди, и ямщик не стал ждать охранника а приехал на почту один, зажимая рукой раны от ножа. Больница от почты была недалеко, там сделали укол от столбняка, обработали раны и забинтовали. Так со шрамом на носу и ходил Евгений Полиекгович до конца своей жизни

А охранника Сашу Титова заменили другим, более надежным и смелым.

«АКВАРИУМ»

Было это в 70-х годах. Колхоз креп год от года. Стали расти удои коров, а также и валовое производство молока. И основной доход колхо¬за был от продукции животноводства. А до этого хороший доход в колхозе был и от полеводства, в частности от льноводства, т. к. много выращивали льна и сдавали государству хорошее льноволокно и паклю. Но с каждым годом народу становилось все меньше и меньше, и постепенно стати сокращать просевы льна, так как лен очень трудоемкая культура и требует много рабочих рук, и теперь уже лет двадцать как его не сеют. Да и картошки не садят- в колхозе уже лет пять - нет рынка сбыта и тоже трудоемкая культура, особенно при копке, хотя применяется механизация, но людей нужно много.
Вот почему колхоз перешел на животноводство. Тут мы с главным инженером Михаилом Алексеевичем начали механизацию с нуля (почти) и довели до полной, включая и автоматическую дойку коров, где каждая доярка обслуживала по сто голов, а не по 15-20, как раньше. Этим самым была решена проблема нехватки кадров.
Поголовье коров возросло до 550, а общее поголовье скота доходило до 1200-1300 голов. Из них на откорм было около 300 голов - это в основном быки, которых кормили около года и которые достигали веса 350-380 килограммов.
Вот таких первых быков начали откармливать в Мараконской на третьей ферме. В колхозе было тогда три фермы. Помню, летом погнали таких быков на весы к гаражу, а около маслозавода есть пожарный водоем, который находится около дороги и был не огорожен. Быков 7-8 забежали на этот водоем, и т. к. потолок был старый, то они своим весом продавили его и все оказались в воде, т. е. в колодце. Вот уж действительно был аквариум. От их массы вода в пожарном водоеме поднялась почти па метр, и быки заплавали в колодце. Прибежали из гаража люди и стали тянуть по одному быку веревкой за рога. Ну, а стенки-то у колодца отвесные и никак не могут выгатить, да и веревки рвутся. Пришлось подгонять трелевочный трактор, который вытащил быков чекером через лебедку. Правда у некоторых отломились рога, так их погрузили на машину и сразу увезли на бойню. Вот это «аквариум» был!
Впоследствии для откорма срубили большой двор на 280 голов. Работали там два скотника и тракторист. Привес за сутки на откорме был 1000-1200 гр., и колхоз сдавал мяса государству до 140 тонн. Это был большой доход...

КОРОВА В ТРЯСИНЕ

Этот случай произошел под нашей деревней в начале осени 1997 года, когда колхозных и своих коров пасли уже в полях. Прогоняли стадо 200 голов к речке к Петрегинской мельнице и дальше в поля возле Биллей и Тришкиной полянки. А недалеко от Биллей есть ключ на наволоке, т. е. трясина. И вот однажды, когда стадо шло домой, одна корова угодила в это место и провалилась аж до самой спины. Корова была не колхозная, а Кольки Пановского. Тащили ее из трясины веревками и жердями помогали, но тщетно. Пришлось идти в гараж за трактором, и потихонечку с помощью людей трактор вытащил корову из «ключа». Хорошо, не долго была там корова, а так бы и ноги простудила, да и сама бы простыла.

Назавтра я взял топор, гвоздей, вырубил на Биллях четыре столбика и восемь жердей. Столбики забивал барсом. Загородил тот «ключ», и теперь не вязнут коровы там.Хотела заведующая фермой начислить мне за работу 20 рублей, «да воз и ныне там».

КРАТКОСРОЧНЫЙ ОТПУСК

В армии этот отпуск дают обычно (во всяком случае раньше так было при моей службе) за то, что ты являешься отличником боевой и политической подготовки или по несчастью в семье, т. е. кто-то помер из родных - отец или мать. Длится этот отпуск всего 10 дней без дорог
Мне такой отпуск дали в конце второго года службы за отличную стрельбу из танка на инспекторской проверке на полигоне «Кущуба» в 60 км от Вологды, где я служил танкистом 3 года. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов и то, что все три года я был отличником боевой и политической подготовки: любил армию...

Помню, как сейчас, после инспекторской проверки нашей роты в расположении военного городка, который находился на окраине Волог¬ды по соседству с артполком (а в Вологде тогда находилась целая сухопутная дивизия, включая все рода войск), проверяли наш батальон на теоретические знания и по политподготовке. В конце октября выехали на боевые стрельбы. Из автомата и пистолета отстреляли на стрельбище, которое находилось недалеко от города, и обычно ходили туда пешком. А на артполигон для стрельбы из танка ездили за 60 км. Танки загоняли на железнодорожные платформы - два танка на платформу -и недалеко от полигона разгружали их. Это тоже давало навык нам для транспортировки танков но железной дороге.
Если на учениях мы стреляли из танка учебными снарядами калибра 23 или 45 мм, то на инспекторской проверке стреляли боевыми снарядами 85 мм, а также и боевыми патронами с трассирующими пулями из пулемета, спаренного вместе с пушкой в башне пулемета. Для военного времени есть еще место для пулемета рядом с механиком-водителем, где должен находиться радист-стрелок. Еще в военное время на башне устанавливался и зенитный пулемет. Кроме этого вооружения у каждого члена экипажа есть личное оружие — пистолет с двумя обоймами патронов. А на случай десанта, когда вылезают через запасной люк в днище танка, есть еще и два автомата, не считая тех пулеметов, которые тоже легко снимаются и могут быть использованы как ручные.

Для стрельбы нам давалось 3 снаряда и 70 патронов к пулемету. Сначала надо было поразить противотанковую пушку тремя снарядами, а потом из пулемета пехотные мишени. Стреляли на ходу. И у меня получилось два прямых попадания в противотанковое орудие, и один снаряд упал в малый габарит, который тоже засчитывается как попадание. Из пулемета я тоже поразил все мишени.
По окончании стрельб был выстроен весь личный состав батальона, и командир дивизии генерал-майор Трапезников перед всем строем обьявил мне благодарность за отличную стрельбу (только одному) и дал кратковременный отпуск с поездкой на родину.
Я тогда был на седьмом небе! Ведь редко кого отпускали... В казарму со стрельбища ехали на машине, и я всю дорогу играл на гармошке, пели взводом песни.
Дали мне тогда вместе с дорогами 14 суток, а домой я приехал за сутки. Отпуск провел хорошо, правда, отец начинал болеть, но еще работал в бригаде - сушил снопы на овине. Я за него тоже топил каменку под овином и досыта надышался дымом. Как раз провел октябрьские праздники дома, и отец варил пиво на поварне. Созывали всю родню, веселились. На обратном пути заезжал к дяде Саше на Юру и задержался там на день. Там еще жила тетя Марья. Опоздал в часть на сутки, но простили...

 ИГОЛКА В ГЛАЗУ

Да, я не оговорился. Действительно достал из глаза иголку, только не металлическую, а от елки. И представьте себе, что носил ее я в правом глазу четыре месяца не решаясь обратиться к врачу или хотя бы в свою больницу к сельскому фельдшеру.
А попала эта иголка мне в глаз в начале октября, когда заготовляли дрова недалеко от Лодыгино, т. е. под Биллями, внизу ближе к речке.
Пилил-то я березы, на дрова, а тут попалась елка, которая мешала подъехать трактору с телегой, чтобы ближе к поленнице можно было подъехать, т. е. сдать назад телегу до самой поленницы.
Стал спиливать эту ель, и когда уже она должна была полететь, посмотрел машинально вверх, как всегда делают пильщики, и в это время в правый глаз попала какая-то соринка. Елка упала в нужном направлении, и я, заглушив пилу, начал куксить глаз пальцем, стараясь тереть к носу, чтобы вышла сорина. Но ничего из этого не получилось, и она ушла под верхнее веко. Сразу было больно, и слеза пошла из этою глаза. Но ведь не побежишь же из-за этого пустяка в больницу. До вечера я доработал, а когда пришел домой и посмотрел в зеркало, то увидел, что глаз и верхнее веко покраснели. В больницу не пошел тогда, т. к. было уже поздно, она не работала.
Ну, думаю, ночью сорина выйдет сама. Специально лег с вечера на левый бок, чтобы к носу вышла сорина. На утро боль в глазу поутихла и краснота спала. Но слеза все равно шла из глаза, хотя и меньше. День был воскресный, больница не работала. Я опять проработал в лесу день и, разгоряченный работой, не замечал, что болит глаз, да идег слеза. Смахнешь ее кулаком и дальше работать. Про себя-то думал: вот закончу с дровами и схожу в больницу... С неделю ходил в свою делянку и пичкался с дровами. Помногу не работал: с утра и до 11 часов и иду домой, когда сыро, или еду на мотике в сухую погоду. Выпущу кур в загородку, сварю суп, пообедаю, отдохну и опять схожу на часик-другой.

За неделю глаз обтерпелся, краснота прошла, но верхнее веко все равно красное, т. к. иголка-то под ним и тревожит. Потом я подумал, что нет никакой сорины в глазу, а тревожит из-за того, что уколол глаз сучком и после этого ранка долго не заживает, оттого и слеза идет из глаза. Так прошло почти четыре месяца. В середине января ездил в город и тоже не зашел в больницу к глазному. Да собственно говоря, и забыл тогда совсем про глаз, т. к. другие дела были.
И вот в начале февраля, спустя четыре месяца топил баню и после бани, придя домой, посмотревшись в зеркало, увидел в уголке глаза соринку. Доставал уголком полотенца - никак не достается. Лег спать гга левый бок и когда утром посмотрел в зеркальце, то уже было видно пол-иголки. Ну, я опять перед зеркалом стал ее доставать из глаза уголком полотенца и переместил ее под нижнее веко. Тут-то уже вся иголка была на виду, когда отогнешь веко. Но все равно не могу ее вытащить. Повесил полотенце и давай пальцем ее выуживать. Видимо, ногтем зацепил и вытащил. Ура!
Иголка оказалась небольшая, чуть побольше 1 см. Но что удивительно: ведь за четыре месяца, находясь в глазу, она не растворилась и даже не размякла, а наоборот, еще тверже сделалась. Вот каким свойством обладает хвоя.
Топилась утром печь, и я бросил эту злосчастную иголку в огонь, приговорив при этом: «Откуда прилетела, туда и полетай». Глаз-то чуть поцарапал, но дня через три все зажило, и краснота с век исчезла.

 ВОСКРЕСНИКИ

Делались воскресники по инициативе партийной и комсомольской организаций по воскресеньям, т. е. в выходные дни, и привлекались все работники бюджетной сферы: руководители, учителя, технички, работ¬ники детского сада и больницы, ветработники.
Ну, а у колхозников летом выходных почти не бывает (разве только в проливной дождь), для них и воскресенье, как будний день. И все же эти воскресники давали большую помощь колхозу, особенно в сенокос или при уборке урожая зерновых, картофеля, овощей и т. п. Работали в эти дни бесплатно и шли на работу добровольно. Можно бы и не ходить на воскресник, но была поставлена так пропаганда и агитация, что если не придешь, то назавтра с тебя спросят: почему не был на воскреснике. И если не было уважительной причины, то тебя сильно ругали руководи¬тели, и потом совесть тебя мучила перед товарищами. Вот потому-то и была стопроцентная явка на воскресник.
Запомнился мне воскресник, когда в сенокос в нашей бригаде работа¬ли в воскресенье председатель сельсовета с женой, председатель колхо¬за и женщины из детсада и учителя. Наши деревенские бабы нарядились в новые сарафаны и кофточки. Видимо, это считалось праздником, а может, хотели показаться нарядными перед начальством. Работали на лугу под деревней и с их помощью тогда много сена нагребли.

Зимой часто проводились воскресники по заготовке хвои, дров, обмолоту хлебов, вывозке навоза. Это были комсомольские воскресники, где работали не только комсомольцы, но и вся молодежь колхоза.
В школьные годы, когда я еще был пионером, то у нас были воскресники по заготовке золы, которая использовалась как удобрение при выращивании овощей.
Веселым воскресник был после посевной, когда ходили с топорами ремонтировать осек в поскотине для коров. У кого были коровы, всем надо было отработать день на ремонте осека.
Были тогда с нами председатель колхоза Лодыгин Федор Савватиевич и председатель сельсовета Боровский Николай Константинович. Закончили работу часов в пять вечера, а погода была теплая и ясная.
Николай Константинович жил тогда еще в Лодыгино, и мы все шли домой через ту деревню. Он пригласил нас в гости. Но так как было тепло и сухо, то в дом не пошли, а разлеглись все на лужайке у дома. Он выносит бутылку водки, закуски, и мы с устатку выпили понемногу и закусили. Но что на компанию (а нас было тогда человек семь, т. к. остальные ушли домой) эта бутылка? Скинулись еще на три. Кто-то сбегал в магазин, и мы сидели на этой лужайке еще часа два. Пели песни, балагурили, шутили. Всем было хорошо и весело, и всю усталость как рукой скинуло. Ведь дело было после трудового дня, и не грех было пропустить с устатку и для веселья стопку-другую.
Нынче вроде и забыли про воскресники, а ведь они давали хорошую пользу для колхоза и производства. Не стало ни партийной организации при сельсовете, ни комсомольской среди молодежи, ни пионерской в школе.
Короче говоря, стала демократия...

НА КУРОРТЕ В СОЛЬВЫЧЕГОДСКЕ

Какая коварная и попервости внезапная болезнь радикулит! В первый раз радикулит меня прихватил летом 1965 года, когда мне еще было 30 лет. Ремонтировали мы с электриком электролинию и меняли столбы в нашей деревне. Поднял я столб за один конец, чтобы поднести к яме и тут же сел на землю, уронив его. Так сболело в пояснице, что чуть в обморок не упал. Напарник мой смотрит на меня испуганными глазами и ничего не понимает-. Я сказал, что не могу пошевелиться, так сболела спина. Несколько минут посидел, кое-как с его помощью поднялся. Он довел меня до крыльца моего дома, а в окно увидели сестра Тамара с мужем Геннадием, которые гостили у нас тогда, с их помощью я дошел до кровати, и Тамара поставила мне банки.
Дело было в суббогу. Геннадий попарил меня в бане веником из крапивы, и боль отступила. Правда еще два раза Тамара ставила мне банки на спину, и стало легче. Сделала массаж, и в понедельник пошел на работу.
Второй раз прихватило меня зимой через несколько лет после первого случая. Разгребал на улице снег и только наклонился с лопатой -опять сильно сболела спина, и я еле распрямился и дошел до кровати. Дело было в воскресенье. Тогда позвали соседку Раису Ивановну, она мне хорошо погладила спину, и стало легче. Назавтра с работы зашел в больницу, и мне поставили банки. Потом еще два раза сходил на банки, и все успокоилось.

А Раиса Ивановна (царство ей небесное) хорошая была старушка и часто моему отцу гладила спину. Он тоже страдал этим заболеванием (царство ему небесное).
В 1976 году; в мае дали мне путевку на курорт в Сольвычегодск гга 24 дня. Вот я и поехал лечиться. До Котласа ехал поездом, а там, в Сольвычегодск надо на катере переплывать Двину.
Лечили грязями. Надо сказать, что грязи хороши. Нальют полведра на подстилку, на лежак горячий этой грязи, взятой из соленого озера рядом, ляжешь спиной в эту тяпню, а сверху закроют- тоже подстилкой и одеялом. Лежишь 10 минут, и весь в поту. Потом встаешь, идешь под душ и смываешь грязь. Дежурная сестра наблюдает за больными, т. е. за нами, пока лежим на лежаках. Некоторые не выдерживают и 10 минут.
Вторая процедура — это минеральные ванны. Гам тоже теплая вода наливается, и лежишь в ванне 10 минут по песочным часам. Тоже наблюдает медперсонал. Некоторым прописывают еще и массаж, а тяжелобольных кладут на специальную кровать, на вытяжку позвоночника. К каждой ноге привязывают через ролики по гире, а руки и голову прикрепляют к передней стенке кровати. Смотришь, в конце лежит тот человек, уже нормально себя чувствует. Я тоже подлечился.
Кормили хорошо, четыре раза в день. Утром делали, кто может, зарядку под баян. Ставили сами концерты. Играли в разные игры и в бильярд.
Так как дело было в мае, то после процедур и обеда ходили компанией на природу и выпивали немного, а также шутили и пели песни.
Я был там вместе с двоюродной сестрой Валентиной (дочь дяди Саши). Она плохо ходила и лечила ноги. Жила она в частном доме с матерью. Я часто их навещал, и играли в карты.
С курорта я съездил до Микуня, где жила тоже двоюродная сестра Нина И погостил у них день, а также заезжал к брату Василию в Сыктывкар.
После этого я еще два раза ездил на курорт в Анапу и в Цхалтубо.

НА КУРОРТЕ В ЦХАЛТУБО

Третий раз за свою жизнь поехал на курорт, в Грузию. Небольшой районный городок - Цхалтубо, где раньше .лечился и отдыхал И.В. Сталин, который стоял у руля страны 29 лет. Курорт наш назывался «Дружба», и в нем лечились работники сельского хозяйства. А так по соседству еще было много курортов от разных отраслей хозяйства страны.
Путевку получил в начале лета тоже продолжительностью 24 дня. Вообще на всех курортах курс лечения был одинаковой продолжительности.
Полетел я из Вельска самолетом «Ли-2» до Москвы. Приземлились на Быковском аэродроме. И чтобы лететь в Тбилиси, где тогда жил брат Анатолий, надо было перебраться на Внуковский аэропорт. Можно было туда доехать и на такси, или на автобусе. А еще в то время летал из порта в порт вертолет. Правда, билет стоил дороже, но я решил на нем прокатиться, и пролетели на птичьем полете через всю Москву за 20 минут. Вот красота!!!

Билетов на тот день в Тбилиси не было, а я показал кассиру курортную карту, и мне дали билет на ближайший рейс. Через два часа я был уже в Тбилиси. Летел самолетом «ТУ-134». С аэропорта автобусом добрался до города и вылез недалеко от дома, где жил Толя. Дело было вечером, уже и он был дома. До этого я у него был не один раз и телеграммы не подавал, а нагрянул внезапно. Вот было радости!.. Хорошо посидели вечером, а на утро он проводил меня на Кутаисский автобус, а сам пошел на службу.
В Кутаиси я пересел на автобус, который шел в Цхалтубо, и добрался до курорта.
Лечили там только радоновыми и минеральными ваннами. Мне еще прописали массаж на колено 10 сеансов, и я заплатил машинистке 10 рублей за это. Времени свободного между процедурами было много, и мы бродили по городку: пили пиво, шастали по магазинам и один раз ходили на дачу Сталина-небольшой из белого камня двухэтажный домик с красивым фонтаном, садом и беседками. Рядом подсобные помещения типа столовой и т. д. Красиво все!
Внутри курортного городка были различные игральные заведения, аттракционы - время проводили весело. Вечером после ужина собирались компанией: пели песни, шутили, играли. Один раз меня навестил Толя со своим шурином Иваном. Приезжали на «Волге» и привезли вина несколько бутылок, всякой закуски, вплоть до шашлыков. Посидели хорошо вечер и угостили всех соседей по палате.
Потом, когда я закончил курс лечения, то поехал в Кутаиси к Ивану Туда же приехал на выходной Толя, и мы хорошо попировали. 11очевали там ночь вместе. Днем побродили по городу, а к вечеру проводили Толю в Тбилиси. Я еще ночь ночевал у Ивана а назавтра сел в самолет и улетел в Краснодар к старшему брату Алексею. Погостил там три дня и опять самолетом с пересадкой в Москве — до Вельска. Успел как раз к работе.
Дома хозяйничала мать. Были корова и овцы. Приезжала из Судромы сестра Нина и погостила здесь несколько дней, пока меня не было.
Ну а я, хорошо отдохнув на юге, впрягся в работу во весь гуж: колхозная работа и свой сенокос.
Очень помогли мне радоновые ванны.

КРОСС

Было это в начале ноября 1955 года, когда я учился на первом курсе сельхозтехникума. Как во всех учебных заведениях, так и у нас в техникуме, были уроки физкультуры, которые я очень любил и всегда имел хорошие оценки не только в школе и в техникуме, но и в армии.
На одном из уроков мы бегали кросс на 1 км в городском парке. Круг был небольшой, и на 1 км надо было сделать несколько кругов.
В нашей группе были как деревенские, так и городские ребята. Городские на уроки физкультуры приносили кто тапки, а кто и кроссовки. У деревенских же ни у кого почти этого не было. Хорошо, что хоть были тяжелые кирзовые сапоги, в которых я проходил четыре года пока учился и лишь на последнем году мать купила ботинки, которые надевал только на танцы.

Дали старт нашей группе, и мы побежали. Кто был в тапках и кроссовках, те вырвались вперед. Я в своих «бахилах» начал отставать. Не долго думая, сел на землю, скинул сапоги и босиком бросился догонять ребят. А земля-то была уже мерзлая и по сторонам был иней. Но я не чувствовал на бегу мороза, т. к. ноги раньше привыкли к этому, когда ходили в школу босиком до снега.
Бежать стало легко, и я не только догнал всех, но и на финиш прибежал первым. Ребята начали смеяться, а преподаватель физкультуры П.И. Рогозин удивился: как это я, пробежав по мерзлой земле босиком, не простудился и даже не кашлял. А я надел сапоги и как в ни в чем не бывало ветш! в строй.
Зимой в техникуме бегали на лыжах на 5-10 км, а в армии и на 15 км. Тоже и на лыжах ходил неплохо, правда, имею только третий разряд.

НА PFПИШНОЕ С МОЛОКОМ

Было это в 47-м году. Страна справлялась с военной разрухой и вос-станавливала села, города, фабрики, заводы и различные объекты, разрушенные войной. Правда, уже была отменена в том году карточная система, но жили впроголодь, плохо. Года с 1950-го начали получше жить. В колхозе на трудодни доставалось по 200 граммов хлеба, а денег и не видели. Что причитаюсь в кассе, то почти все уходило на налоги и на займы государству, которые делались каждый год под большим нажимом агитаторов.
Чтобы иметь хоть какой-то рубль или десятку и купить что-либо для семьи, мы носили изредка на продажу молоко или на Репишное или в Шокшу лесорубам.
Опишу один смешной и горький случай. В субботу после школы пошли с соседом Васькой на Репишиное. У него там жил и работал отец и точил пилы лучковые лесорубам. Планы у нас были такие, что прода¬дим молоко вечером, ночуем там, а утром, купив хлеба там в ларьке, придем домой. Дело было зимой, и, пока мы добрались до леса после уроков, стемнело. У меня в обеих руках было по посудине: в одной туесок с творогом, а в другой - чайник двухлитровый с молоком. Бидончиков тогда в помине не было.
Часто дорогой отдыхали, хотя и не тяжела ноша, но были-то пацанами (10-12 лет), и руки уставали, дай коченели к тому же. Вот и дули в кулаки, чтобы согреть. До Репишного от нас около 7 км. Отец Васьки - Андрей Силуянович - нас накормил, напоил чаем, и мы пошли торговать. Всего гам было два барака. В одном бараке попродавали, но не все. Перешли во второй барак, а там жили вербованные из Москвы, Курска Рязани — и все были пьяные. Видимо, давали в тот день получку или аванс. Посреди барака стоит лошадь, а из вербованных бросанет ей кто хлеба ломоть, а кто и сахару кусочек, и во всю глотку гаганят. Некоторые играют в карты, а другие глушат водку и орут на весь барак.
Увидев нас, взяли наши посудины, выпили молоко, а денег не отдали. Да вдобавок к тому здорово пошутили надо мной, а именно: когда лошадь стала опорожняться, то один парень выхватил у меня пустой чайник и подставил его лошади под хвост. Конечно, полный чайник с булышем наложила лошадь. Я заревел, и мы с Васькой пошли к его отцу. Все рассказали ему, как было. Он сходил в барак и заставил вымыть мой чайник и взял с них за молоко деньги. Вербованные ребята его слушались...

Я успокоился и крепко уснул на полу у дяди Андрея. В каморке было тепло, мы хорошо отдохнули и выспались. Утром, когда открылся ларек, то я купил 4 буханки хлеба и немного леденцов полакомиться. Ваське отец тоже в котомочку положил хлеба и кое-что из гостинцев. И мы довольнехоньки и веселехоньки пошли домой с котомочками. Даже ни разу не отдохнули.
Шли и хохотати от души, а вечером было не до хохота что молоко отобрали, а денег не дали, да и вдобавок еще и чайник загадили конским навозом.
Часто этот случай вспоминали, да и теперь при встрече с ним хохочем, как вспомним про это.
Вот какой был казус тогда со мной!

ОРДИНАРЕЦ

Ординарец - это солдат, обслуживающий офицеров во время проживания в выездных лагерях на учения, которые у нас в танковом батальоне проходили два раза в год; т. е. летом и зимой. Продолжались они обычно15-30 дней в зависимости от программы штаба дивизии.
Эти учения проходили у нас в 60 км от Вологды, в лесу. Место это называюсь — Кущуба. Там в лесу был сделан большой полигон для проведения учебных и боевых стрельб из всех видов оружия, начиная от личного — пистолет, карабин или автомат — и вплоть до пушек разного калибра. У нас на танках были вначале пушки 76 мм, а потом заменили на 85 мм. Кроме того, чтобы не тратить на учебные стрельбы настоящих 76 и 85 мм снарядов, в стволы этих пушек вставляли пушек меньшего диаметра: это или 23 мм авиационная пушка или 45 мм противотанковая. Все же эти снаряды маленькие и в несколько раз дешевле больших. Все же и в армии экономили на этом.
За 3 года моей службы в армии пострелял из многих видов оружия, это: 1) малокалиберная винтовка, 2) винтовка Мосина—трехлинейка образца 1891 года, 3) карабин Симонова, 4) автомат «ПНШ», 5) автомат Калашникова. 6) пистолет «ТТ», 7) пистолет Стечкина, 8) пистолет Макарова, 9) пулемет Дектярева, 10) пушка Др мм, 11) пушка — 45 мм, 12) пушка-76 мм, 13) пушка-85 мм.
Я очень доволен, что в армии пришлось столько изучить видов оружия и пострелять из них. Надо сказать, что самая лучшая точность стрельбы у меня была из малокалиберной винтовки (27 очков из 30) и винтовки Мосина, а также из пистолетов. Из пушки и пулемета стрельба получалась хуже, но на втором году службы на осенней инспекторской проверке в 1957 году стреляли из танка с хода, и я поразил все мишени, как из пушки, так и из пулемета. За что командир дивизии — генерал-майор Трапезников перед строем, после окончания стрельб, объявил мне благодарность и кратковременный отпуск на родину — 10 дней. Может, повлияло положительно и то, что я был отличником боевой и политической подготовки в армии.

Так вот, про ординарца: назначали на эту должность скромных, дисциплинированных солдат из крестьян. На второй год службы, в марте, мы выехали на учения на месяц. Солдаты жили в палатках, где были печки-буржуйки, а офицеры — в дому, и я вместе с ними. На занятия меня не посылали, кроме стрельб и политподготовки, и я обслуживал офицеров. Утром принесу в термосе от походной кухни им завтрак и сам поем. Потом, когда они уйдут, наведу порядок в помещении. Схожу на политзанятия, почитаю книги, к обеду опять иду на кухню с термосами и приношу обед. Потом помоешь посуду, подметешь пол и до ужина свободен. Не надо топать строевой на плацу и мерзнуть на улице на тактических занятиях.

После ужина помою посуду и играю с офицерами в шашки или в шахматы. А они между собой тоже шутят, как и мы на рыбалке: рассказывают анекдоты и гаганят друг над другом. Больше всех разыгрывали зам. штаба - лейтенанта Варченко. Гот из дома привез полосу сала (хохлы любят сало) и за ужином ел его иногда и делился с остальными, но был жадный и мною не давал другим. А сало прятал на улице в снегу. Причем, чтобы не забыть, где оно лежит, обсцивал его кругом для заметки. Ну, а другие офицеры подглядели в окно и ночью перепрятали сало. На завтра Варченко весь снег перерыл в том месте, где было спрятано сало, и не нашел. Вечером один из офицеров, Климентов, приносит сало, и Варченко пришлось поделить его на всех. Вот было смеху!..

ИСПУГАЛИСЬ «БАБЫ»

За 8 километров от нашей деревни Петрегино находится поселок Шокша, где раньше был лесопункт. Люди в те 40-е-50-е годы в основном были высланы как враги советского народа из Польши, а потом и из Западной Украины. Для порядка и чтоб никто не сбежал оттуда, был назначен комендант, у которого имелось личное оружие. Поляки, отбыв свой срок высылки, уехали к себе на родину, конечно, которые выжили, а много их тогда, особенно пожилых, померло в Шокше, не дожив до освобождения. Украинцы же и по сей день живут тут, кто-то уехал на родину или в другое место, а многие остались здесь, отработать в лесу до пенсионного возраста.
В 50-е годы нам в деревне было трудно: денег не давали, а на заработанные трудовые выдавали немного зерна, чтобы не умереть с голоду. Хорошо, что почти в каждом хозяйстве была корова, да на своих огородах растили картошку и овощи, - этим и жили. Но надо было платить государству налоги и на заем подписывались, когда страна после войны восстанавливала разрушенное хозяйство.
Вот мы и носили на продажу молоко в Шокшу, отрывая от семьи, да еще и государству надо было отдать 300 литров в виде налога. Но и деньги позарез были нужны дома - хотя бы купить какую-то одежонку, сахару, соли и т. п.
В один прекрасный летний день перед сенокосом пошли мы, подростки, вчетвером: я и три девчонки-сверстницы. День был жаркий. Прошли последнюю деревню - Иванское, а там за полями дорога шла лесом до самой

Шокши. Немного подойдя, увидели людей - рабочих, которые ремонтировали дорогу. Это были рабочие с лесопункта и в основном - женщины и только двое мужчин: один молодой, а второй пожилой, видимо, их бригадир. Они все были в поту и попросили у нас попить молока. А так как денег с собой у них не было, мы не дали им молока, а пошли дальше в поселок. Там продали кое-как в бараках молоко и на вырученные деньги купили трески и сахару понемногу. Сложив продукты в котомки, которые повесили за спину, пошли обратно домой, неся в руках пустые туеса и бидончики из-под молока.

Стали подходить к тому месту, где были рабочие, но там пикою не было, а нам наперерез вышла из лесу большая « баба», похожая на бабу-ягу. Мы, конечно, испугались ее и побежали от нее в сторону. Она немного подбежала за нами, но разве нас догонишь. Ведь у страха глаза велики! Видим, что погони больше нет, мы вышли на дорогу и, часто оглядываясь, с подбежкой бежали, пока не кончился лес. Потом узнали, что один мужик переоделся в женское платье, надел на голову платок. Так они отомстили нам, напугав большой «бабой», за то, что не дали им молока. Долго потом над нами смеялись, да и мы друг над другом, вспоминая тот случай.

ВЫНУЖДЕННАЯ ПОСАДКА

Восьмое марта 1948 года выдалось на редкость солнечным и тихим. А так как это был праздничный день, то руководство Вельского аэродрома выделило самолет-«кукурузник» «ПО-2», чтобы покатать желающих. Конечно, не за так, а за деньги. Не знаю, как уж вышло, но самолет отлетел от Вельска далеко в нашу сторону и заблудился. Кружил, кружил и, найдя подходящее место - большое ровное поле за нашей деревней - пошел на посадку. Поле было чистое, как белая скатерть.
Мы, пацаны, да и девчата и взрослые тоже, с ближайших деревень, наблюдали за самолетом, а когда он сел на поле, то народ повалил со всех сторон.
Наша деревня была рядом, и мы первыми оказались возле самолета. Правда, пришлось надевать лыжи, т. к. снегу было по пояс. А кто без лыж был, то смотрели сначала с дороги, но потом и они протоптали тропку к самолету, чтобы рассмотреть его вблизи.
Летчик выбрался из кабины, когда мы подошли, и спросил, в какой стороне город Вельск. Кто был постарше нас, показали ему точное направление.
Мотор самолета пилот на время заглушил, чтобы поговорить с нами. А чтобы завести его, надо было крутнуть за лопасть пропеллера. Летчик, подозвав одного парня постарше и объяснил ему, как надо крутить, в какую сторону и чтоб не попасть под лопасть винта: сам залез в кабинку. Люди, которые находились в салоне самолета (туристы), не выходили из него.
Когда завели мотор и пилот дал полный газ, то всех, кто стоял сзади самолета, запуржило снегом, а некоторые даже и на ногах не устояли -попадали: такая была сильная струя воздуха от пропеллера.

Снег был глубокий, и лыжи самолета проседали, отчего самолет не мог сдвинуться с места и взять разбег: Летчик сбавил обороты и крикнул нам, чтобы мы помогли сдвинуться с места - за крылья и за хвост. Когда стали помогать, то самолет начинал двигаться. Но только мы отцепились от крыльев, он опять стал как вкопанный.
Тогда летчик попросил тех из нас, кто был на лыжах, чтобы протоптали для самолета две лыжни - колеи метров двести длиной. После этого, опять же с нашей помощью, самолет начал медленно двигаться по проделанным колеям. Но все равно не хватало ему силы и скорости, чтобы взлететь.
Еще раз протоптали ему лыжами колеи, сделав их пошире и покрепче, и кое-как опять же подтолкнули с места. Самолет разбежался и взлетел. Сделал в воздухе прощальный круг и, помахав нам крыльями в знак благодарности, взял курс на Вельск. А мы смотрели ему вслед, пока он не скрылся из виду.
Смеялись потом над незадачливым летчиком: мол, покатал туристов, и те весело провели Женский день в «кукурузнике».
Мне-то на таком самолете не приходилось летать. А говорят, что в нем сильно укачивает, т. к. он иногда проваливается в воздушные «ямы».
За свою жизнь, бывало, я летал: один раз на вертолете через всю Москву с аэропорта « Быково» на « Внуково», несколько раз на «ДОи-2», на «Ан-12», на «Ан-24», на «Ил-18», на «Ту-104», на «Ту-134», на «Ту-154», на «Як-40».
Из всех этих самолетов лучше всех мне понравился самолет «Ил-18», на котором, бывало, летал сам Хрущев. Да и на вертолете интересно было посмотреть Москву с птичьего полета. Есть что вспомнить!..

КУНИЦА В УЧИТЕЛЬСКОЙ!..

Было это в далеком 49-м году; когда я учился в 6-м классе. В то время училось в школе много ребят, т. к. учились в пашей школе и ребята с лесопункта Шокша, с лесопунктов Репишное,Чрга, а также из деревни Раменье, что находится в 12 км от нашего сельсовета.
С Репишного, что за 6 км от школы, ходили в наш класс Ленька Могутов и Ольга Шаманина. Еще там было несколько человек моложе нас. Эти ребята каждый день меряли дорогу 6 км в школу и обратно.
У Леньки была собака-лайка и каждый раз сопровождала их. Пока шли занятия, она лежала на крыльце, а в перемены ученики играли с ней. В плохую погоду, особенно зимой, когда дорогу в полях заметало снегом, то они обычно опаздывали на первый урок. А однажды, хотя и ног ода была хорошая, они тоже опоздали на первый урок. Потом выяснилось, что пробегали за куницей. Собака загнала куницу на дерево, и Ленька залез на нею, и куница спрыгнула на землю. Тут-то и схватила собака ее. Ребята не дали собаке задавить ее, а отобрали и в сумке принесли в школу. Занятия уже начались, и в учительской никого не было. Выпустили куницу в учительскую, асами пошли на урок.
Пока шел урок, куница «навела порядок» там. Все, что было на столах и шкафах - все раскидала по полу, а часть книг и тетрадей даже порвала.

Учителя, придя на перемену, удивились такому погрому, а некоторые испугались, увидев куницу, которая пробежала из-за печки под шкаф. Конечно, сразу догадались, кто ее сюда принес. Ленька был старший из их компании, то ею вызвали к директору; и он во всем сознался. Кроме директора было еще двое мужчин-учителей, и огги с помощью Леньки поймали кое-как куницу. Ловили в рукавицах, чтобы не покусала. Нашли веревочку, надели петлю ей на шею и привязали веревочку ко гвоз¬дю. Куница побилась, побилась и успокоилась. Учителя подумали, что она уже мертвая, и пошли все на занятия.
Придя после второго урока, огги увидели опять ту же историю: все разбросано по полу. Видимо, куница была не мертвая, а притворилась мертвой и, когда все ушли, она перегрызла веревку и «навела порядок» опять. Тогда открыли дверь в коридор и па улицу и выгнали ее из школы. Ей только этого и надо было. Даже собака, лежавшая на крыльце, не успела ее схватить, и куница ретировалась в ближайший лес.
Леньку, конечно, наказали за такой поступок, снизив поведение за четверть аж до тройки. Долго мы вспоминали этот случай и хохотали. Да и теперь, при встрече с бывшими одноклассниками, вспоминаем про это и хохочем. Какое-то веселое впечатление осталось у нас об этом случае, да и учителя, которые еще живы, наверное, тоже вспоминают иногда.

РАССЫПАЛИСЬ ВСЕ ВИТАМИНЫ

Первый буфет в школе появился в 1950-м году, когда я учился уже в 7-м классе. В основном продавались в буфете пряники и конфеты. Самые дешевые конфеты были подушечки и шарики, такого же состава, но были еще шарики поменьше и без варенья. Их мы и называли «витаминами». Дома мать мне давала на это всего один рубль. И на этот рубль можно было купить четыре пряника и 8 «витаминок». Обычно мне и хватало этою, да еще и умудрялся сэкономить два пряника и принести домой, и угостить сестру Тамару (9 лет) и брата Василия (5 лет), который еще не ходил в школу, а Тамара ходила в первый класс и училась на Погосте около с/совета, где буфета не было, т. к. там всего было два класса в здании. В свою очередь и я там учился в первом и во втором классах. И помню: тогда, во время войны, ребятам, у которых отцы были на фронте, в большую перемену давали немного горячего супа и хлеба по кусочку, а на второе ничего не было. Суп обычно варили из грибов или из зеленой капусты (почти из капустных листов). Да и то ребятам была большая радость и подспорье. Ведь у многих дома нечего было поесть, кроме картошки. Правда, у многих были коровы, и за счет этого люди не помирали с голода.
У меня отца отпустили с военкомата домой, так как было ему в начале войны уже 50 годов да и семья была большая - 9 человек. А хлеба у нас тоже не было и ели одну картошку, немного молока каждому доставалось, гак как была одна корова, а надо было отдать государству налог- 300 литров каждый год в войну, а потом снизили до 150-200 литров, когда уже кончилась война.

Все же иногда бабушка пекла хлеб - суррогат, т. е. какие-нибудь отруби с мякиной, но опять от такого хлеба у нас часто был запор и болел живот. Но и этому хлебу мы были рады.
Больше всего мне тогда надоели нироги-картовники, которые бабушка делала из отрубей пополам с толченым кожухом (кожурой) от картошки. Этот кожух она сушила в печи на сковородке, потом мы толкли его в ступе, и бабушка просеившта на сите, и получалась такая серо-черная мука, которая перемешивалась с отрубями, и делались сочни. С таких пирогов тоже часто болели животы и был понос, особенно летом, когда мы, пацаны, набивали желудок еще и всяким подножным кормом: дудки, щавель, пистики (полевой хвощ), клеверная шишка, а потом уже и ягоды, грибы.
Отвлекся от темы...
Почти все ученики из нашего класса получали немного супа и кусочек хлеба в большую перемену, а нас. у которых отцы были дома (либо престарелые, либо инвалиды), было всего несколько человек, и как мы хотели поесть супа с настоящим хлебом! Аж слюнки текли, когда смотрели мы на своих сверстников, как те ели...
Я с собой брал в каталашку кусок картовного пирога и съедал с большим аппетитом, так как больше нечего было есть. И вот в 1950 году, когда стали получше жить, появился первый буфет в школе рядом с учительской. А в буфете был один старинный шкаф, высокий, как у нас в избе, синий стол, где продавщица держала счеты и весы. - и все. Торговала тогда в буфете Глафира Михайловна - жена председателя колхоза. Так как всем хотелось купить побыстрее, мы, как только прозвенит звонок, сломя голову и обгоняя друг друга, по коридорам бежали в буфет. Ребята в нашем классе в большинстве были большие и класс был - 37 человек.
Так вот один раз мы так стремительно вбежали в буфет и наперли на этот шкаф, что он упал, чуть не придавив буфетчицу. Из шкафа все высыпалось на пол, и конфеты и «витамины» разбежались по всем углам. Мы все быстро убежали обратно, а человек десять из нас вызвали к директору, тот хорошо нас «пропесочил», и довели это до сведения родителей. Да еще в ту четверть снизили оценку за поведение.

ДОСЕВКИ

Досевки, т. е. когда в колхозе все было посеяно из зерновых, а это 600 га, и посажена картошка. В ближайшее воскресенье обычно объяв¬лялся в колхозе всеобщий выходной, не считая животноводов, т. е. доярок, телятниц и свинарок, у которых круглый год не было выходных; разве если кто заболеет, то найдут ггодмену. Да и отпусков-то в 40-50-х годах не давали, и люди круглый год вкалывали гга колхозной работе за «палочки», т. е. за трудодни.
Потом уже в 60-70-е годы стали давать колхозникам выходные (кроме страды - это посевная, сенокос и уборка) и даже отпуска: дояркам - 12 рабочих дней, разнорабочим - 10, а руководителям и специалистам -по 24 рабочих дня.

Я как приехал в колхоз в мае 1959 года, то мне давали каждый год отпуск - 24 рабочих дня, и я каждый год ездил в гости к братьям и сестрам. Потом мне каждый год, кроме 30 трудодней, давали 30 рублей денег; и к отпуску я скапливал немного на дорогу и на гостинцы. Да еще выручали на молоке от своей коровы, сдавая его государству, и от картошки.
Потом перешли на денежную оплату и даже стали оплачивать отпуска и больничные листы.
Колхозники зажили лучше и начали покупать телевизоры, стиральные машины, мотоциклы и машины. Я за это время, с 1965-го по 1991 -й купил тоже две стиральные машины, холодильник, телевизор, три мотоцикла, из которых два с коляской, и машину «Москвич-412».
Так вот на досевки нам. механизаторам, правление колхоза выделяло деньги, обычно те. которые зарабатывал тракторист на вспашке личных участков в Шокше. Каждую весну туда направляли трактор с трактористом под конец посевной, и он брал там за вспашку деньги. Этих денег обычно хватало на бочку пива, ящик вина и на закуску. В выходной день на двух машинах все механизаторы во главе с механиком и председателем выезжали куда-либо на речку и там пировали.
Было очень весело. Пели песни, плясали под гармошку, устраивали соревнования по бегу, тянулись на пальцах, травили анекдоты и т. п. И так почти целый день. Никто ни с кем не ссорился, да и не давали никому для этого повода. Домой приезжали радостные и отдохнувшие, и никто нас не упрекал за это.
Председатель Лодыгин ФедорСаввагиевич (царство ему небесное!) был компанейский человек. Его уважали и слушались все колхозники. Он руководил хозяйством 25 лет и имел большой авторитет не только у колхозников, но и в районе и даже в области. Неоднократно избирался районным и областным депутатом. Под его руководством наш колхоз был всегда в числе передовых по всем показателям. Люди верили ему и шли за ним.
Обычно посевную наш колхоз начинал чуть ли не последним в районе, так как земли у нас тяжелые и долго весной не поспевали для пахоты. Но почти каждую весну кончали сев почти первыми и за 10-12 дней справлялись с севом. Люди трудились, не жалея сил и времени, по 12-18 часов в сутки. На гусеничных тракторах работали в две смены по 12 часов, а на «Белорусах» в одну - по 16-18 часов.
Были утверждены премии за 1-е, 2-е и 3-е места, и люди соревновались. Каждый день вывешивались показатели работ на вспашке и посеве, и механизаторы знали, кто как поработал за прошлый день. Это был хороший стимул...
Кроме этого, выпускалась стенгазета каждые пять дней.

ДОГРЕБКИ

Догребки - это значил, что догребли сено на каком-нибудь участке. Я в данном случае имею догребки на Чурге. На сенокосе в конно-ручном звене я работал почти ежегодно летом.
В каждой бригаде было создано такое звено, и я работал в Кулаковской бригаде. Работать на гребле сена было весело, так как народу было много. На косьбе на лак весело было, потому что работа была тяжелая и косили каждый свой участок. Сходились вместе только на обед или вечером к машине, чтобы уехать домой. Л когда косили на Чурге, то обычно спали в избушке, предварительно поужинав. За день так намашешься косой, что спишь как убитый. А вот на гребле сена -там уже легче. И если кго остается ночевать в избушке, то долго балабонит, прежде чем уснуть.
На нашем участке было две избушки: одна недалеко от Огулевской межи, а другая на Екимовой, недалеко от Усть-Пакшеньги..
Сначала у нашей бригады участок был небольшой - 14 га, обычно скашиваш за три дня и гребли также три дня. Потом нам прибавили Зареченский участок, и стало уже около 30 га. Тогда на Чурге жили уже неделю. Хорошо если погода подстагит и сгребем сено за 5-6 дней, а то бывало, что несколько раз съездишь попусту: приедем, поворочаем сено, а после обеда смочит — и опять едем домой.
В то лето, когда мы справляли догребки на Чурге, была хорошая погода, и мы выставили весь участок за пять дней. В последний день с обеда бригадир выделил нас вдвоем с Леонидом Степановичем ловить рыбу на уху, чтобы вечером справить догребки. У меня был бредень, и мы до пяти часов вечера наловили порядочно рыбы, в основном были ельцы. Уху договорились варить на Усть-Пакшеные, тоже на берегу речки. По лесной дороге прямо с сенокоса добрались туда. Я был на мотике и кое-где приходилось его поднимать через валежины, которые нападали на дорогу. Но вдвоем с Ленькой мы легко переводили мотик через препятствия и прибыли на место раньше остальных.
Разложили костер, почистили картошку, и пока варилась уха, подошла вся бригада. Машине по этой дороге было не проехать, и шофер с бригадиром объехали кругом через Шокшу. Там набрали водки, 40-литровый бидон пива и приехали к нам на пикник. Деньги на водку и пиво выделяло правление по случаю окончания сенокоса, как на праздник.
Тут мы хорошо попировали сухой, попели песен, покупались, и домой.
Тогда такая мода была, что в каждой бригаде справляли догребки и подстраивали конец сенокоса на Чурге, чтобы наловить рыбы и сварить уху на берегу, и повеселиться, и отдохнуть после тяжелой страды, которая называлась «сенокос».
Надо отдать должное в этом бывшему председателю Федору Савватиевичу, который не жалел на это денег и выделял гга догребки в каждую бригаду из кассы колхоза. Остальные члены правления тоже были не против. И люди, видя такую заботу о них со стороны руководства, работали всегда хорошо и почти не было прогулов.

Народ шел за тем председателем и верил ему... Каждый раз его приглашали на догребки во все бригады, и он веселился вместе с нами. И дисциплина тогда в колхозе была лучше.

ДОЖИНКИ

Обычно дожинки справляли и праздновали в октябрьские праздники, т. е. 7 и 8 ноября, а по старому стилю это получаюсь 25 октября, когда произошла революция; и в течение 75 лет отмечати эту дату в СССР два дня. Это был самый большой праздник у всего народа в нашей стране.
Первые дожинки я запомнил, еще будучи пацаном, но уже ходил в школу. Почти в каждой бригаде отмечались тогда дожинки, и люди пи¬ровали, веселились и отдыхали два дня после изнурительного и тяжелого физического труда в колхозе.
Тогда к этому празднику в каждой деревне варили пиво на поварнях. И в нашей деревне была поварня, куда мы. пацаны, бегали пить сусло. Л в прежние времена (сказывали старики) в каждой деревне было несколько поварен (на 3-4 хозяина одна), и пиво варили почти к каждому празднику. Водки покупали мало, а в основном пили пиво, даже на свадьбах. Пиво получалось хорошее, т. е. приятное и хмельное.
У каждого хозяина рос хмель. Нынче все это забросили. У нас был большой хмельник раньше, а теперь я затыкаю 100 тычин и использую хмель как убаюкивающее средство для сна. Набиваю маленькую подушку и кладу под большую на кровати. Меняю два раза в год. Даю соседям. А пиво уже не варю с 1985 года, как померла мать. Пока она была жива, частенько варили пиво в печи гостям.
Обычно дожинки справляли и праздновали в летней избе у Раисы Ивановны. Нынче там Васька живет. Мужики и старики готовили к празднику пиво, а бабы - закуску: варили холодец, суп, пекли пироги и шаньги. Кто принесет капусты, огурцов, грибов.
Водки покупали на деревню три литра, т. е. такая трехлитровая бутыль звалась «четверть». Потом в ней держали керосин или сбивали сливки на масло. Я сам сбивал...
Начинали пировать в 10 часов утра, когда бабы управятся со скотиной и со стряпней.
Старики и мужики садились с одной стороны столов, а бабы и мы, ребятишки, с другой. Попив пива и немного водки и хорошо закусив, вначале все говорили о работе и о новостях. Потом пели хором песни под гармошку. На гармошке играл у нас Михаил Петрович. Раньше говорили, что и Савватий Никифорович, и мой отец хорошо играли на тальянке, но я этого не помню.
Еще подвыпив, бабьг и большие девки пускались в пляс. Туг и мужики, которые помоложе, тоже не могли утерпеть и выходили плясать. Особенно в моде была кадриль. Ее у нас называли «Пакшеньгская», которую и в клубе долго, до 70-х годов, плясали. Кроме этого, были еще «восьмерка» и «Чертик». Теперь все забыто.

Напляшутся мужики, бабы и девки досыта под гармошку и опять за стол пить пиво, закусывать и петь песни. До поздней ночи пировали и веселились.
Назавтра опять часам к десяти все собираются, и продолжается пировля. Интересно то, что утром, когда топится печь, мужики накалят несколько камней и греют ими пиво в братынях. Когда опустят красный камень в братыню, то высыпают на него ложку сахарного песка и выливают стопку водки. И такое вкусное да хмельное пиво получается, что после нескольких выпитых стаканов опять запоют песни и пойдут плясать.
Когда я приехал с Кубани домой, бригады уже укрупнили, и наша деревня была приписана к Кунаеу и Подгорью, и дожинки справляли там.
А пиво варил Лодыгин Филипп Миронович. Он лучше всех из волости варил пиво. Вот мастер был!..

«ДЕСАНТНИК»

Лето 1946 года выдалось жарким, и в районе то там, то тут возникали лесные пожары. Наш сельсовет тоже не был исключением. Лесники вели работу с населением, т. е. пропаганду, чтобы на этот ггериод (жары и засухи) люди не посещали леса. Ведь большинство лесных пожаров возникает из-за беспечно брошенного незатушенного окурка или спич¬ки, а также от костров, разводимых в лесу, особенно не затушенных или плохо затушенных или оставленных в таком состоянии грибниками, ягодниками, охотниками, туристами (правда, в то время их еще у нас не было) и т. п.
Кроме пропаганды, лесники в каждом сельсовете в центре его территории (как наша деревня) устанавливали на высоком доме белый флаг и из бересты шириной около полуметра делали большую цифру гга крыше этого дома. Это был знак пожарному самолету (летчикам), что где-то рядом живет председатель с/совета (по-нынешнему, глава сельской администрации).
Так вот такой флаг и цифра «7» были установлены на крыше нашего дома. Ведь наш дом двухэтажный и самый высокий в деревне.
11омню, в засуху загорелся лес гга «Варях». Это в сторону Шокши от нас. Ну, а пожарный самолет тогда патрулировал в небе каждый день (не то что нынче - нет топлива гга это). Дело было перед обедом. Самолет пролетел над очагом пожара - «кукурузник», конечно, - и улетел в сторону Вельска. Через несколько минут он появился снова (теперь уже на низкой высоте летел) и стал кружить над нашей деревней. Видимо, летчик заметил этот знак и белый флаг на крыше нашего дома. Мы были в это время на речке - купались — и, увидев, что самолет кружит над нашей деревней, бегом побежали к деревне. Вдруг от самолета отделилось что-то вроде мешка с картошкой и летит вниз. Мгновенно раскрылся белый купол парашюта, а под ним заболтался на стропах человек, приближаясь с каждой секундой все ближе и ближе к земле и дергая за стропы. Ветер был не сильный, но его немного сносило, и он приземлился в наш огород на ячмень, рядом с изгородью. Десантник оказался по одну сторону изгороди, а парашют по другую.Десантник оказался по одну сторону изгороди, а парашют по другую. В «рубашке» родился, видимо, тот пожарник. Ведь как он не угодил на колья изгороди и не насел на них задницей или брюхом?! А в каких-то 15 метрах от его  приземления у нашего дома был хмельник. И если бы он угодил на тычины, то не бывать бы ему в живых.

Мы прибежали в то время, когда «десантник» уже освободился от строп, перелез через изгородь в соседний огород и собирал парашют.
А председатель-то с/совета в то время жил на квартире, в нашей деревне через дом от нас. Звали его Рогозин Василий Иринеевич. Мы после удивлялись: какой точный расчет был у того напарника, что угодил чуть ли не в дом к председателю. Мы показали пожарнику, где живет председатель, и он, взвалив парашют на плечи, поплелся туда. К тому времени и председатель подошел на обед, и в гот же день выделили из колхоза людей на тушение пожара. А народу, особенно пацанов, тогда сбежалось много, и истоптали наш ячмень. Пожар, конечно, был потушен. Кроме того парашютиста около очага пожара были сброшены другие пожарники.

УМЕР В ПРОКОСЕ...

Дело было в 1955 году. В этом году я успешно окончил учебу в с/х техникуме, защитив диплом на «отлично». По распределению, да и по личному желанию я должен был работать в Долматовской МТС, что находится напрямую от нас в 40-45 км. Диплом защитил в июле, и за полтора месяца до работы в Долматово я работал дома на сенокосе в своей бригаде.
Как сейчас помню, бригадир послал нас косить (а тогда все косили вручную) в Новую полянку. По краям полянки были большие заполоски от поля до кустов, и на них росла хорошая полевая трава. Ведь раньше все наволоки выкашивали и под каждым кустом. Это теперь все заброшено и сенокосят на полях с применением всей сеноуборочной техники. Даже для своих коров стали выделять участки клевера на полях. Некоторые заготовят сена на корову, не взяв в руки ни косы, ни грабель. А излишки заготовленного сена продадут.
Так вот мы с соседом Васькой Боровским косили в тот день вместе с одного края полянки, а с другого края косил Александр Васильевич, старик на восьмом десятке. Он косил небольшой ложок за перелеском от нас. До обеда мы с Васькой окосили нижние закрайки поля. Пообедали и пошли помочь старику докосить ложок. Когда пришли туда, то увидели такую картину: Александр Васильевич лежит на скошенной траве головой вниз к речке. Подошли вплотную и давай будить старика. Думали, он спит, пообедав. Но он не пошевелился. Пощупали пульс — нет пульса и движения.
Так как я был постарше Васьки на два года, то послал его в деревню за лошадью, чтобы увезти покойника домой, и известить Елизавету Никифоровну, супруге старика, о смерти мужа.
Васька убежал, а я остался докашивать ложок. (И теперь его называем Сашин ложок, так как звали все старика Сашей.)
Приехал Васька на дрогах, и мы погрузили покойника. Супруга его не поехала, так как билась в истерике. Когда привезли старика и внесли в дом, то она, немного успокоившись, спросила у нас: где же напилок, которым строгают косу. А мы, видимо, запорхали его, там в траве и не обратили на это внимания. Ею косу, лопатку и сумку из-под павжны привезли, а про напилок забыли. Да и не до того было тогда. Потом, когда стали грести там сено, его нашли. Вот как ценились тогда эти напильники...

В сентябре я уехал на работу в Долматово. Как-то пришел домой на воскресенье, а у них как раз было сорок дней, т. е. поминки старику, и бабка Елизавета Никифоровна пригласили меня на поминки.
Вот гак работали раньше! Пенсии-то тогда не было у колхозников, и работали в бригаде до самой смерти. Теперь-то в 50-55 лет выходят на пенсию женщины и мужчины. Да и пенсию стали давать подходящую. Жить можно нынче старикам. Спасибо правительству!
Помню, как наша мать получила первую пенсию - 8 рублей. Потом стали давать аж 12 рублей. Она жила после отца 25 лет. А отец так и не получил ни разу пенсии. Он помер на 70-м году в 1959 году, а мать умерла на 85-м году в 1985-м. Отец был старше ее на 11 лет и умер от рака легких, так как много курил, а за год до смерти простудился при пахоте на лошади в мае месяце.

БАБЫ КУПАЮТСЯ

Лето. Сенокосная пора. Июль месяц. Петров день. Сенокосы в на¬шей бригаде расположены в основном по речке и но ручьям, где и в жару летом можно утолить жажду прохладной водой. Даже в речке Северной в среднем ее течении (а она небольшая по протяженности) можно в жару напиться прохладной воды. Даже есть такие наволоки, которые так и назывались «У студеной воды». Но там опять нет таких мест, где бы можно покупаться и поплавать. А вот на речке Пакшеньге, в которую впадает речка Северная, есть глубокие места, где можно искупаться и поплавать. Да в то время (это было в 40-х годах XX века) были по речке Пакшеньге водяные мельницы. А где мельница, то там и плотина, которая держит запас воды. Это место мы называли прудом, где и купались летом.
Но самым любимым местом у нас была Средняя мельница, вернее.
мельницы там в то время уже не было, а от плотины остались только два земляных вала с обоих берегов и глубокое плесо под еланью. Вот в этом плесе мы, детвора, и купались и учились тут же плавать. Да тут и меньше народу приходило, и нам было раздолье.
Бабы почти все не умели плавать и после рабочего дня, когда греб¬ли сено около этого места, всегда тут купались, зайдя в воду до подпазух и не моча волос.
Запомнилось мне одно такое купание баб на всю жизнь. Окончив грести сено, все бабы и девки нашей бригады пошли купаться на Среднюю - так называли это место, да и теперь так называем.
Бабы все разделись догола, а девки оставили на себе только нижние сорочки. Трусов и купальников так же, как и у нас, мальчишек, у них не было. А мы-то были пацаны 10-12 лет и купались вместе с ними голые. Девки, которые побольше, уже умели плавать, а мы-то плавать научи¬лись с семи лет.
Бабы, зайдя в воду сначала до коленок, ополаскивались руками и терли друг другу спины, смывая пот, грязь и сенную труху. Потом уже заходили поглубже до подпазух и тоже мыли груди, живот и что пони¬же... Она баба - Александра Никаноровна - была такая шутливая и говорит другим:

«Смотрите, бабы, у Анютки-то м...а как бархатная». Все как захохочут! А Анне стало стыдно, и она скорее зашла поглубже, чтобы не было видно того места, над чем хохотали.

Вдоволь намывшись, поплескавшись в теплой воде, бабы и девки стали вылезать из воды и одеваться. Девки побежали в кусты, где сняли свои сорочки, выжали их и тоже оделись. А мы еще долго после них купались, плавали и играли в воде.
Вот так раньше купались наши деревенские бабы, которых уже ни одной нет в живых.
Царство им небесное! - труженицам нашей бригады.

ЛОВЛЯ РЫБЫ УДОЧКОЙ

Еще о рыбалке на удочку. Как уже писал, к удочке пристрастился, когда стали жить с Людмилой, с 1989 года. Тогда зимой по воскресень¬ям ходил на подледный лов и ее увлек этой ловлей. Специальных удочек не было, и ловили на простые короткие удочки, как летом, только короче леска и удилище всего 30-40 см. Копал червей в начале зимы в парнике, а потом у фермы над теплотрассой. Ловили три зимы, пока была запруда, на Петрегинской. а потом - на Средней. Теперь у меня этот стаж больше десяти лет, и могу поделиться кое-каким опытом и наблюдением за фазой луны, температурой воздуха, ветром, давлением и временем суток.Лучше клюет рыба, когда луна на ущербе, т. е. последние числа последней четверти, а также в первых числах новолуния, и еще при полнолунии. Это от луны.
Температура воздуха тоже влияет на клев. Летом в жаркие дни клюет рано утром и на закате получше, когда прохладно, а зимой лучший клев в оттепель и до -6°. При такой температуре и самому не холодно сидеть на льду, и леска не замерзает, т. е. не покрывается льдом при вы¬таскивании из воды, да и рукам не холодно насаживать червя и снимать рыбу с крючка. Сидишь на чурочке и отдыхаешь...
Лучший клев рыбы при западном, юго-западном и, пожалуй, при южном ветре. Северный и восточный ветра не клевные и лучше не хо¬дить на рыбалку.
От давления клев тоже зависит и оптимальное давление для лова -это 740-760 мм ртутного столба.
Лучшее время суток летом - это ранним утром до 9 часов и вечером перед заходом солнца при ясной погоде. А осенью, когда уже про¬хладная вода, то хариусы и днем берут, но все равно лучше утром и перед заходом солнца. Они любят пасмурную тихую погоду и летом, когда идет мелкий дождь. Ельцы тоже в дождь лучше клюют и после грозы, на ручейников или опарышей. Хариусы ловятся в основном на червя (нетолстого), но любят также и ручейников, и короедов, особенно рано весной и в мутную воду. Сорога в Чурге лучше берет на кузнечиков, ручейников и опарышей. На кузнечиков в Чурге хорошо ловится и елец. А вот окунь и ерш предпочитают червя. Большие окуни лучше берут на пучок из червей. На Чурге я мало удил.

Так вот, если учесть все эти факторы природы и время лова, то есть гарантия, что будешь с уловом. Вот моя памятка юным рыболовам.

И надо еще сказать, когда увидишь реку при выходе из дома: «Боженька, дай мне рыбки!»
А когда придешь на речку, при первом закиде удочки сказать: «Ловись, рыбка, большая и малая!» Также можно приговаривать, когда ставите сети в Чурге или на Пакшеньге (Плоский, Вакориха и т. д.).
А когда пойдешь по грибы или ягоды, то тоже попроси у Бога и скажи: «Боженька, дай мне обощи!»
Вот таких правил я придерживаюсь и поныне. Самый лучший улов за осень в 2000 году был у нас с Леней в сентябре, когда ставили сети на Пакшеньге в районе Якимовой дороги. Тогда в одну сеть попало сто ельцов, а в общей сложности вынули из сеток, которые поставили в 9 часов утра и убрали в 16 часов, больше пуда - это 18-20 кг.
Такой улов на Чурге был еще несколько раз. А один раз нарвались на ход щуки и тоже поймали полную хозяйственную сумку за несколько часов.

ЛОВЛЯ КЛЕСТОВ

Клест - ЭТО лесная птичка, которая обитает в наших хвойных лесах и питается в основном семенами шишек ели или сосны. У них и клюв приспособлен к добыванию семян из шишки: один конец загнут в сторону и напоминает крючок. Самец имеет красно-оранжевую окраску, а самка-зелено-желтую, отчего кажутся они красивыми райскими птичками, которых раньше держали в клетке для декорации и веселья. А если давать им шишки и воду или снег для питья, то они живут в неволе долго.
В 1997 году у меня дома жила пара клестов в клетке до мая. Потом я их выпустил. Вначале они оба взлетели на елку. Посидели, осмотрелись и полетели в лес на Билли, где раньше жили.
Ловят их в пружки, которые делают из можжевельника (вереса). Заготовляют на лесной полянке приваду - это утрамбованный бугор снега, политый мочой. Как и зайцы, клесты любят мочу-соль. А цвет мочи на утрамбованном снегу далеко виден сверху, а зайцы - те, видимо, и запах чувствуют и прибегают полакомиться ею. Капкан на них я и ставлю около такой привады.
Пружки на клестов ставятся тоже кругом привады, и прежде чем сесть на приваду, клесты садятся на пружок. Уязвимым местом пружка для них является кичежка, на которой заряжена петля из конского волоса. Эта петля просунута одним концом через квадратное отверстие пружка и привязана к сучку вереса, который загибается во время зарядки и служит пружиной. Когда клест садится на кичежку, его лапки окружены петлей. Под весом птички кичежка наклоняется и падает вниз, а сучок, почувствовав слабость, быстро расправляется и моментально стягивает петлю, где находятся лапки клеста или другой птички. Значит уже клест попал. Если сучок у пружка толстый, то травмирует птичке лапки, а если слишком тонкий, то клест может вырваться из петли. Так что надо правильно выбирать толщину сучка.
Вспоминаются голодные военные и послевоенные годы. Семья у нас была большая - 9 человек, а есть, кроме картошки и молока, да мяса (иногда) было нечего. Разве что пироги картофельные, у которых сочни были сделаны из суррогата отруби пополам с сухим толченым кожухом от вареной картошки. Поросенка тогда не кормили, а были овцы на мясо, да теленка поили до осени, а потом забивали или сдавали государству на мясоналог. А если зарежет отец овцу, то на такую семью ее хватало ненадолго. В основном варила бабушка какой-нибудь постный суп-крупянку.

Вот тогда-то нас и выручали клесты. Их тогда в наших краях было очень много, так как из тех лесов, где шли бои, они мигрировали к нам
и держались здесь даже после войны. Было наделано много пружков и сделано несколько привад. Одна привада была даже в огороде у соседа, где росла черемуха посреди огорода.
Ловили мы клестов втроем: Николай, Толя и я. Были дни, что попадало в пружки до 40 штук. Бабушка их щипала и варила вкуснейший суп. Это был уже праздник!.. Ловили до апреля, пока было видно мочу на привадах. А мочу собирали в бутылки и поливали ею привады. Небольшое для такой семьи, но все же подспорье в еде.
Кроме клестов Николай и Толя ловили зимой зайцев в петли и капканы. Хотя и редко зайцы попадали, но тоже был большой «праздник», когда бабушка сготовит из зайца жаркое и наедимся досыта всей семьей. Летом ловили в морды меев, а брат Николай еще и налимов ловил, и щук, которых в ту пору было много в речке, так как было три мельницы и три пруда.

ВЕЩИЙ СОН

Приснился этот сон мне в ночь с 1 на 2 ноября 2000 года. Суть такова: будто я во всей одежде барахтаюсь в реке и кое-как добрался до берега. Одежда намокла, да еще сапоги, и все тянет ко дну. Ноги схватила судорога, и я работаю одними руками, чуть не захлебываясь в воде. Шапка слетела с головы, но я все же не дал ей утонуть, успел схватить и мокрую надел на голову. Рядом никого не было, на помощь не позовешь, и я один боролся за жизнь.
30 октября начало подмораживать, а 31-го уже появились на речке забереги, т. е. тонкий ледок около берегов. В ночь на 1 ноября ударил мороз до -12°, и речка в плесах покрылась льдом.
А я до ледостава на Средней ловил хариусов на удочку и выудил 9 штук. Один только сорвался с крючка. Утром 1-го наладил зимнюю удочку, взял червей, что заранее были насобираны в огороде, когда копал картошку, и пошел на Среднюю. Так мы зовем место на нашей речке Пакшеньге. Раньше на речке было несколько мельниц, до семи штук, а эта звалась Средней, потому что располагалась между Петрегинской и Лодыгинской мельницами, которые еще до недавнего времени, в 60-х годах, работали. А Средней мельницы я не помню, но так ее и нынче называют, хотя и осталось-то от нее два вала земли, по обоим берегам, где была плотина и пониже елани хорошее плесо глубиной до двух метров, где купаются летом взрослые и детвора со всей волости.
Я тоже каждое лето хожу туда купаться в сенокос, но только по утрам, так как днем и вечером вода мутная и неприятно в ней плавать. Кроме того, в этом плесе держится рыба. По весне заходят щуки, ельцы, хариусы. Ну, а налимы, ерши и меевы тут прописаны постоянно.Правда, нынче больших налимов не стало, а маленькие иногда на крючок попадают. Щук гоже мало стало. Все мельницы и запруды нарушили, и эта рыба не стала водиться.

А вот хариус, тот полюбил нашу речку. Он даже ельцов выжил, и те только заходят сюда весной на нерест и в июне уже спускаются вниз. А хариус, он и на зиму остается в глубоких плесах. Только мало его к зиме сохраняется - выживают за лето.
Я сам полюбил удить на удочку, когда вышел на пенсию 10 лет назад. Бывает, и не одного не выудишь, но мелочи - меев - кошке всегда изловишь. А главное - есть азарт их ловить и хороший отдых.
Так вот, 1 ноября я пришел на Среднюю, нашел две жерди и осторожно по ним добрался до середины плеса. Лед был тонкий, 2-3 см, и потрескивал, но не проваливался. Осторожно маленьким топориком про¬рубил лунку и стал удить. Из дома принес маленькую доску и положил ее поперек на жерди. Сам встал на коленки, положив под них рукавицы. За час выудил 10 хариусов, 6 штук больших и 4 маленьких. На уху есть — и ладно...
А погода степлила к вечеру до +2°.
2 ноября опять утром пошел на то же место, но на льду уже появилась вода, и доска уплыла вниз! Я поправил жерди и потихоньку добрался до лунки с палкой. Только размотал удочку и забросил в лунку, как лсд треснул, и я вместе с жердями пошел ко дну. Хорошо, что хоть не на самом глубоком месте сделал лунку, и провалился только до под-пазух, и ноги нащупали дно.
Разбивая лед локтями, выбрался на берег, снял сапоги, вылил из них воду, выжал портянки, быстро обулся - и бегом домой. Не пробежал и ста метров, как в сапогах опять захлюпало. Вода с брюк и фуфайки стекала в сапоги, и пока дошел до дома, они были полны воды. Быстро скинул сапоги и одежду, надел все сухое и залез на печь. Согрелся, выпил горячего чая и даже не кашлянул. Вот такой вещий сон!..

НЫРНУЛ...

Сенокосили на Чурге и спали в избушке. Хотя и был у меня в ту пору велосипед (на нем и уехал на Чургу). но молодежи в бригаде было по¬рядочно, и мы ночевали там. Утром до ворочки сена ходили обычно на болото полакомиться морошкой. Болото называлось Летуново, и теперь пуда ходят по морошку и клюкву. За морошкой я не люблю ходить, а вот за клюквой езжу каждую осень, и не один раз. Обычно оставляешь мотоцикл у Плоского ручья и два км идешь пешком. От избушки, где мы спали на сенокосе, болото находится на расстоянии всего с полкилометра, так что мы. молодежь, успевали полакомиться морошкой, а некоторые и набирали немногое собой и приходили к началу ворочки сена, к 9-10 часам.
Как обычно, в обед и во время перекуров мы, молодежь (а я тогда был еще не женат), сразу лезли в воду. Кто потихоньку заходил в воду, а я обычно нырял с берега и плавал по плесу.
В один прекрасный день во время обеда на Чурге мы начали соревноваться, кто дальше и глубже нырнет. Делали разбег от избушки и ныряли в плесо. Я при нырянии сделал немного не так руки «топориком» и сразу на большой скорости пошел ко дну. А так как дно на Чурге заломлено «утопленниками», т. е. баланинами (раньше каждую весну по большой воде гнали лес, т. е. проходил молевой сплав), я сильно стукнулся головой о такую баланину. Видимо, попал на сучок, так как потерял сознание. Когда всплыл и вышел на берег, то все лицо залило кровью. Кто был на 6epeгy,то сначала заметили на воде кровяное пятно. А потом уже я всплыл. Как там не захлебнулся, знает один Бог. Видимо, не судьба утонуть...

У одной девчонки оказался флакон одеколону. У кого-то нашелся бинт, и мне обработали рану одеколоном, туго перевязали голову бинтом, и кровь остановилась. До вечера я кое-как доработал, а потом сел на велосипед и поехал домой к фельдшеру. Ее дома не оказалось (а тогда фельдшером была девушка Мария Дмитриевна, которая проработала у нас на мед. пункте до пенсии), сказали, что ушла на речку с подругой купаться, к Лодыгинской мельнице. Там я их и нашел. Они сразу пошли со мной. Мария Дмитриевна сделала укол от столбняка и сменила повязку. Пролома черепа не было, и рана зажила быстро. Дня два только и носил повязку. Даже не брал больничный и назавтра опять уехал на велике на Чургу в бригаду грести сено.
Больше я не стал так нырять в воду, а заходил осторожно и плавал, предварительно окупнув себя.
Вспомнилась поговорка: не зная броду - не суйся в воду. А для себя я сделал такой вывод: не зная плеса - не ныряй с берега вниз головой. Можно так нырнуть, что и не вынырнешь.
Был этот случай в июле 1960 года.

В ГОРЫ ЗА КИЗИЛОМ

Кизил - это ягода красного цвета величиной с крупную клюкву, но продолговатая. Из него делают на юге варенье, вино. Растет кизил в горах Кавказа, ближе к подножью горы в косогоре. Растет на деревьях, напоминающих наши молодые рябинки, в диаметре у комля не более 5-7 см. Так что, собирая его, не надо лезть на дерево или рубить его, а стоит нагнуть его - и собирай. Деревца упругие и при нагнетании не ломаются, а также сучки и ветви.Гостил я как-то летом у Толи в Тбилиси. И вот в одно из воскресений собрались в горы за кизилом. Кроме нас было в машине «ГАЗ-69» два прапорщика с женами и шофер. Машина была из воинской части, где служил тогда брат Анатолий в чине майора и был командиром роты. С вышестоящим начальством у него были хорошие отношения, и ему на выходные иногда давали служебную машину: то на рыбалку, то за грибами или ягодами, а осенью ездили в селения за картошкой и закупали ее на всю зиму.
День был ясный, теплый и даже безветренный. Приехали к горам и оставили машину с шофером у подножья на лужайке. У одного прапорщика было взято с собой ружье. При выходе из машины он зарядил его. А жена другого прапорщика стала его уговаривать, чтобы научил ее стрелять. Он ей объяснил все, снял с предохранителя и отдал ружье ей в руки. Хорошо, все мы были немного позади ее и сбоку. Она, не успев поднять ствол, нечаянно нажала на спусковой крючок, и произошел выстрел. Ружье чуть не выпало у нее из рук, так как она еще не успела приложить приклад к плечу. Заряд тут же ушел в землю.

Брат Анатолий испугался, что произошел нечаянный выстрел —ведь он был старшим среди нас и отвечал за каждого. Даже побелел немного после этого. Могла бы та женщина и ранить или убить кого-либо из нас...
Потом, когда прошел шок. Толя поругал ее. Но вес равно она настояла, чтобы еще раз выстрелить. Тогда прапорщик встал за ее спиной и снял с предохранителя только тогда, когда она подняла ствол и прижала приклад к плечу. Смелая была женщина и не испугалась первого нечаянного выстрела.
Потом с ведрами пошли в горы за кизилом. А гора такая крутая, что если не упрешься ногой в дерево, то и не удержишься с ведром, заскользишь вниз. Когда я набрал уже больше полведра и стал наклонять куст кизила, то не удержался и поехал на заднице вниз. Ведро удержат в руке, но когда доехал до какого-то дерева и уперся ногами, ведро опрокинулось и почти все ягоды рассыпались.
Остальные, глядя на меня сверху, захохотали, а мне было не до смеха. Кое-как собрал полведра рассыпанных ягод и опять полез к следующему кусту кизила. Не успел я основаться у того куста, как мимо меня тоже на заднице проехала женщина, которая стреляла из ружья. Опять все стали хохотать. Гут и мне стало смешно над ней, когда она затормозилась крепко и выпустила ведро с ягодами из рук. Ведро покатилось дальше, а ягоды все рассыпались. Мы помогли ей собрать ягоды и добрать полное ведро. Вообще, все тогда набрали по полному ведру и дали шоферу-солдату, который ждал нас в машине.

УДОЧКОЙ ПО ЛИСЕ И БАРСУКУ

Как-то удил я хариусов на запруде у Петрегинской мельницы. Клева почти не было, и я решил проверить выше по речке Северной. Там раньше был у меня сенокос, ставил копешку центнеров на шесть. Потом, когда продали корову я уже там не сенокосил, а косили другие и тоже ставили копну (пройму).
Вот иду я с удочкой по наволоку и вижу, что за копной мышкует лиса и так увлеклась этим, что даже по сторонам не смотрит. А ветер был от нее, и запаха моего она не чуяла. Я осторожно дошел до копны, поднял удочку и приблизился мелкими шагами на расстояние двух метров от лисы. Стукнул с силой удилищем ей по голове, и оно сломаюсь. А лиса отскочила в сторону и опрометью, прыжками кинулась в ближай¬шие кусты. Только ее и видел... Удилище-то было тонкое и сухое — разве им убьешь лису. Я надеялся на разрыв сердца у лисы, но этого не произошло, и она быстро ретировалась, даже с испуга не успела обосраться.
Рассказывали старики, бывало, что один мужик пошел летом по грибы с берестяной корзиной и увидел медведя, который порхался в муравейнике, опустив морду вниз. Мужик тоже осторожно подошел к нему сзади и со всего маху стукнул медведя по заднице да еще в это время крикнул во всю глотку. Медведь с перепугу обдристался и без оглядки убежал в лес. Только его и видели...

Такая вот легенда передается из поколения в поколение, но у меня-то с лисой была сущая правда.
И еще аналогичный случай был у меня у Средней мельницы, когда я с удочкой подкрался к барсуку, который пасся па отаве в конце лета.
Тогда было еще интереснее: я подошел к нему с подветренной стороны, и он меня не услышал, пока я не поднял над ним удочку. Барсук поднял голову (а до этого он наклонился и ел траву), смотрит на меня, а я на него, и секунд пять так мы смотрели друг на друга. Потом я резко опустил удилище ему на голову, и оно сломаюсь, а барсук прыжками побежал к речке, перебежал ее и скрылся в сосняке на Биллях. Там были у них норы, и они жили несколько лет на Биллях, пока охотники да собаки их не уничтожили.
Одного барсука, мертвого, я нашел у склада минеральных удобрений. Видимо, он попробовал какого-то удобрения и отравился. А еще одного мертвого барсука нашли под гумном Александра Васильевича. то стоит еще до сих нор, и купил его Володька-фермер, вернее, его покойная мать — Анна Ивановна, где он хранит сено. Раньше в одном чулане в этом гумне было свалено удобрение, и, видимо, этот барсук тоже отравился им.

ПОЖАРЫ В ПАКШЕНЬГЕ

Пожары в нашей местное! и случаются чуть ли не каждый год. Были случаи, когда в огне погибали люди и животные. Помню даже, как две маленькие девочки получили смертельные ожоги от топящихся печек, когда без присмотра старших подходили к открытой дверке печки и на них вспыхивало ситцевое платьице, обжигая большую часть тела.
В 90-х годах было у нас два случая, когда вместе с домом горели взрослые люди. Оба эти несчастные случаи произошли в деревне Подгорье.
Первый сгорел дом Фалевых, который стоял около колхозной конюшни. Семья у них была большая, но к тому времени, когда случился по¬жар, из восьми человек оставалось только четверо. Старики-родители незадолго до этого померли своей смертью, как говорится, от старости, дожив до восьмидесяти лет. Одна сестра, т. е. их младшая дочь Татьяна запилась, старший сын Валентин умер от болезни, и остались в дому старшая дочь Нина с сыном Женькой и младший сын Владимир. Все они тоже любили выпить и особенно с получки, делали по причине пьянки прогулы.
И вот после очередной получки хорошо подвыпили. Владимир подвыпивши (как чувствовал беду) ушел в гости к зятю Мишке, а сестра его Нина со своим сыном Женькой остались дома и, пьяные, быстро заснули. Оба были курящие, и кто-то из них уснул с непогашенной сигаретой. Сначала загорелась подушка, но не пламенем, а зашаяла, потом стали тлеть матрац и одеяло, и в конце концов все это вспыхнуло и обнялось пламенем. По всей вероятности, мать с сыном задохнулись еще тогда, когда не было пламени.
Время было ночью, и пожар заметили не сразу, а тогда, когда пламя пробилось наружу. Пока подняли тревогу, да пришла пожарная машина, дом уже вовсю разгорелся, и даже не могли потушить. Так вместе с домом и сгорели мать и сын. Потом на пепелище нашли их кости, сложили в один ящик и захоронили на кладбище.

Через год в той же деревне опять сгорел дом и вместе с ним сгорели два брата Лодыгины: Николай и Валерий. Валерка приехал тогда с Вельска, где он жил и работал, к старшему брату на день рождения. Тоже, видимо, хорошо подвыпили, отмечая эту дату, и тоже кто-то из них уснул с горящей сигаретой, и тоже оба задохнулись в дыму от тлеющих подушек, одеяла и матраца.
В 22 часа вечера сосед Сашка вышел на крыльцо покурить и заметил дым в их доме. Сбегал туда, открыл дверь, позвал, но никто не откликнулся, а изба была полна дыма. Потом вспыхнуло пламя, и пока Сашка вызывал пожарную машину, и пока она пришла, то дом разгорелся и потушить его не удалось. Также потом на месте пепелища нашли обгоревшие кости братьев и останки похоронили на кладбище. Вор придет; так хоть стены оставит, а огонь все уничтожит.

ПАКШЕНЬГСКИЕ «МОРЖИ»

Этот смешной случай произошел у нас в Пакшеньге в 50-е годы минувшего столетия. Страна еще восстанавливала разрушенное войной народное хозяйство, и райком партии направлял своих инструкторов в колхозы, чтобы помочь руководителям хозяйств в проведении сельхозработ. В народе их называли просто «толкачами».
Вот и в наш колхоз был откомандирован райкомом партии один из таких инструкторов. Дело было весной, в колхозе была посевная. Этот инструктор (не буду называть его фамилии) следил за ходом полевых работ в колхозе и давал сведения в райком своему начальству.
В один из весенних вечеров (днем не собирались) было заседание правления колхоза в помещении конторы. Приглашен был, конечно, и этот инструктор. Часа полтора позаседали и объявили перекур. Контора находилась на втором этаже. Там же, в конце коридора, был и туалет. Как обычно, туалеты в деревнях делаются простые, т. е. «свободного падения». Электричества тогда еще не было в колхозе, и конец заседания проводили с керосиновой лампой. В коридоре и в туалете к тому времени, как вышли на перекур, было уже темно. Кто-то курил в коридоре, а некоторые спускались на улицу. В то время туалет был на ремонте: меняли пол и, чтоб не пользовались им, двери с наружной стороны прибили на гвоздь с лестницы. Предупредительного плаката не было. Первый пошел в туалет один из бригадиров (тоже не буду называть фамилии). Хотел открыть дверь, но она не открывается, и он подумал, что кто-то там оправляется,и немного выждав, постучался в дверь, и опять никто не открывает. Тогда он загнул матюга и с силой плечом нажал на дверь. Гвоздь не выдержал, и дверь отворилась. Этот бригадир шагнул за дверь, а так как полу там не было, не удержавшись за ручку, полетел вниз в яму, которая была полна воды и нечистот. Хорошо хоть не глубокая яма была, и он не захлебнулся, а быстро выбравшись, побежал домой. Не будешь же заходить в таком виде на заседание! Следом за ним так же упал еще один член правления и тоже без оглядки побежал к себе домой. За ним такой же трюк совершил еще один член правления. Очередь подошла для инструктора райкома. Но этот был легким, а руки у него были крепкие, и он удержался за дужку; повиснув на ней и перешагнув обратно в коридор. Потом спустился вниз по лестнице и сходил за угол.

Когда пришел в контору, то заседание уже шло, у него спросили, где
еще три человека. Он-то и поведал о случившемся. Послали одного человека посмотреть, не утонул ли кто в яме, но слава Ногу, все обошлось... Долго потом все хохотали, узнав причину исчезновения грех членов правления, а плотникам вкатили по выговору, что убрали в туалете пол и плохо прибили дверь. Вот такие были наши моржи!

СЕНОКОС

Раньше, до конца 80-х годов прошлого столетия, в нашем колхозе заготовка сена осуществлялась в основном вручную. Механизации тогда никакой не было, и лишь в 50-х годах стали закупать конные косилки и грабли. И эта несложная техника хорошо себя зарекомендовала...
В то время в колхозе выкашивались все пожни и наволоки, как по ручьям, так и по речкам в нашей местности. Сена заготовляли много, и скот в основном кормили сеном. Правда, коровам и большим телятам к ночи давали и солому. А лошадям, которых тогда было много и которые выполняли основную тягловую силу в колхозе, давали только сено. Иногда на тяжелых работах: при вспашке, заготовке леса и т. д. - давали еще и овса.
Метали сено в копны. В середине копны стоял стожар, с четырех сторон копна подпиралась подпорами, чтобы сено меньше слеживалось и не портилось. Даже вниз под сено клали ветки, чтобы сено лежало не на голой земле и не натянуло влаги от нее. При таком хранении сено не портилось и не теряло свои качества. По мере надобности его на лошадях подвозили к скотным дворам и на конюшни. У каждого скотного двора были сделаны сараи-сенники, и туда сгружали сено. А в конюшни сено завозили прямо на потолок по въезду, который делали с торца конюшни. Возле стен на чердаке конюшни были проделаны дыры над каждым стойлом, куда и спускали сено в кормушки. Раньше такие въезды были у каждого дома.
Я летом работал в бригаде на сенокосе. Косил вручную и метал сено. Надо сказать, что косьба вручную и мётка сена в жару - это тяжелый, изнурительный труд.
Как-то гребли мы сено недалеко от речки. День был жаркий. В обед и после работы почти все купались. До обеда обычно сушили сено, поворачивая его и растряхивая валки, а с обеда уже гребли и метали в копны. Метали, т. е. подавали на копну мужики, а утаптывали и прижимали сено на копне женщины. Подростки, пожилые женщины да старики загребали сено, клали на дровни и подвозили к копне. Некоторые носили ноши прямо к копне, если рядом.
Метал я обычно с тетей Маней, и она хорошо топтала. Вот начали
мы метать первую копну, и к нам подъехала райкомовская машина. Из нее вышли: председатель райисполкома Константин Иванович Галкин, наш председатель Николай Константинович Боровский и шофер. Поговорили с рабочими. Потом т. Галкин взял у меня вилы и стал метать. Я, говорит, ведь в деревне вырос. Но так как было очень жарко, он быстро употел и отдал вилы т. Боровскому. Тот тоже быстро вспотел, но все же пометати хорошо, и мне осталось после них только завершить копну. Вот так и большие начальники показывали на сенокосе личный пример

ЯСТРЕБ НА КРЮЧКЕ...

Этот случай произошел в 1996 году, когда Людмиле - моей сожительнице-попал на удочку небольшой ястреб-ковчик. Но все по поряд¬ку. Дело было в августе. Ловили мы тогда на удочки. Попадались в основном меевы - мелкая рыбешка, но иногда и хариусов вытаскиваш, и тоже не крупные. Крупные ловились в начале лета и осенью. Да и речка-то наша Пакшеньга, как ручей, узкая, мелкая и каменистая. Есть, конечно, и места поглубже, где и держатся хариусы. Даже на зиму в этих местах остаются они, и можно в оттепель поудить из лунки. Удобрений нынче не вносят на поля, и хариусы развелись в нашей речке.
Людмила удила в том месте, где с обеих сторон нависли кусты, а я ловил на чистом, недалеко от нее. Вдруг слышу ее крик, чтоб я скорее шел туда. Подойдя, увидел, что она возится с удочкой, а одной рукой держит что-то за пазухой под кофтой. Оказалось, что там сидит ястреб. Когда она забрасывала удочку, то в этот момент ястреб летел низко над водой и гнался за какой- то птичкой, и, надо же, леска с крючком и грузилом обкрутилась вокруг ястреба, зацепившись крючком за крыло. Ястреб, спутанный леской и зацепленным крючком, упал в воду. Людмила вначале испугатсь и растерялась, но потом шок прошел, и она потихоньку подтянула добычу к берегу. Осторожно отцепила крючок от крыла, крепко держа ястреба одной рукой и прижимая к себе. Замотав его мокрого под кофту и тогда стала кричать мне. Удить рыбу мы больше не стали, и я смотал обе удочки. Так за пазухой Людмила и несла ястреба до дому. Посадили его в клетку. Дали ему воды, мяса, но он ни до чего не дотронулся. Подержали его сутки дома, а потом выпустили на волю. Обрадовавшись, ястреб взлетел высоко в небо, сделал круг и потом улетел в сторону леса опять охотиться за пичугами.
Весной эти ястребки ловят скворцов, нападая на них из засады. Я сам наблюдал, как он схватил скворца в тот момент, когда скворец вы¬летал из скворечника. В тот момент я бы убил того ястреба, а тут сжалились над ним и отпустили.
Вот какие причуды бывают на рыбалке. Я бы не поверил в это, если
бы сам не был рядом. Такой случай можно и в газете описать. Только поверят ли и могут не напечатать - мол, вранье это и выдумки. На самом же деле - это сущая правда. Хотите верьте, хотите нет!

КОРЬ И ПРИЕЗД СТАРШЕГО БРАТА АЛЕКСЕЯ

Корь - это детская инфекционная болезнь. Болел корью я в третьем классе в 46-м году. Все тело было усыпано красной сыпью и была большая температура в начале болезни. Точно и не помню, но недели две не ходил в школу. Тогда многие дети в Пакшеньге переболели этой болезнью. Мой младший брат еще не ходил в школу и заразился от меня. Дело было в марте. В это время и приехал в отпуск старший брат Алексей, который не был дома 5 лет. Прошел всю войну и еще почти с год не давал о себе знать, т. е. за 5 лет от него не получили ни одного письма. Вот какая была выдержка. А мы думали, что он не живой, раз писем не пишет.

Самый старший брат Иван посылал в начале войны несколько писем. Последнее было из-под Бреста, и, видимо, там и убили. А Алексей явился внезапно домой, как снег на голову. Правда, позвонил из Вельска в Пакшеньгу на почту, а отец в то время был там в конторе, и его позвали в контору. Машины тогда не ходили к нам, и с Вельска надо было добираться пешком или на лошадях. Как раз там была от нас подвода. Ездил с тушей коровы двоюродный брат с Подсосенья Владимир Николаевич с 28-го года.
Отец сказал Алексею, где его найти, и он с ним приехал домой. Гак как туши что-то на бойне не взяли, то пришлось Владимиру везти ее домой. Тогда и хохотали, что вместе с тушей Алексей приехал. Вот было радости у нас, особенно у мамы. Она раньше гадала про Алексея, и цыганка говорила, что он живой. Бабушки тогда уже не было. Умерла той зимой. Алеша приехал в солдатской форме и был очень бравый. Гостил он дома недели три. а потом уехал в Краснодар дослуживать. С собой привез тогда гармошку и ходил на игры с ней. Была такая игра и у нас в нижней избе.
Я хорошо помню, как он лихо плясал и танцевал. Народу была полная изба, и плясали, танцевали под гармонь. Эти игры проходили в разных деревнях в частных домах, раза 2-3 в неделю, т. к. клуб тогда зимой не работал. Разве только изредка показывали кинофильмы, да и то не звуковые, и крутили аппарат вручную по частям, сменяя друг друга после каждой части (8-10 частей).
В один мартовский день отец приехал на лошади с Кунаева под вечер. А он гам был бригадиром лет 15. Алексей собрался и поехал на розвальнях на этой лошади в гости к тетке Ольге и к дядьке Евгению, ее мужу. Александр - младший брат — попросился с ним, хотя еще и не совсем поправился после кори. А так как лошадь была молодая и ехали уж под вечер, то его продуло при быстрой езде. Получилось осложнение, и заболел вначале воспалением легких, а потом и менингит получил. И тоже не возили в больницу в город. А приходила фельдшер на дом несколько раз: померит температуру, даст каких-то таблеток и порошков - и все лечение, мучился он гак до лета. Последнее время даже стал бредить и вскоре помер. Царство ему небесное!
У меня тоже даю осложнение на легкие и при обследовании, когда проходил призывную мед. комиссию, обнаружили в правом легком очаг кома. Но в армию взяли и сказали, что годов до 60-ти проживешь. Нынче мне уже 64 года.
Расскажу про один случай, касающийся Алексея. Когда он гостил у тетки и дядьки на Кунаево, то увидел в окно, что едет на лошади старичок в розвальнях, а он тогда на этой лошади возил почту в город. Так перед окнами при повороте на конюшню (конюшня была у дядьки) лошадь его упала от усталости и никак не поднимается. Алексей выбежал, схватил ее за хомут и за седелко и поднял на ноги. Вот какая была у него сила! Правда, и лошади тогда были маленькие и заморенные, да еще сходила до города. Потом все удивлялись долго силе брата.

СКАРЛАТИНА

Это гоже детская инфекционная болезнь. Я болел скарлатиной, когда ходил в 4-й класс в начале зимы. Помню, как меня зазнобило дома после школы. Поднялась температура, а назавтра образовалась сыпь на всем теле. Пошел в больницу, и там определили скарлатину. А до этого большинство детей в Пакшеньге уже переболели скарлатиной. Особенно массовое заболевание детей было летом, и даже выделили помещение в клубе, где лежали больные. Я, видимо, тоже от кого-то заразился и заболел.
Назавтра мать повезла на лошади меня в город в больницу. Так как ехали целый день, то пришлось ночевать у тети Клавдии - сестры мамы. Помню, она меня напоила чаем с водкой, и я ночевал на печи у них. Ночью сильно пропотел, и к утру стало легче. Мать yexaла рано утром обратно домой, а мы с теткой утром пошли в больницу. Там меня переодели во все казенное, а мою одежду подвергли дезинфекции в какой-то камере.
Первое время у меня не было аппетита, и я ничего не ел, а только пил чай и воду. Тетя Клава навещала меня и кое-что приносила из гостинцев. И гак мне захотелось селедки соленой, что я попросил принести ее. Потом, когда она принесла селедку, и я съел ее всю, и появился у меня аппетит. Стал съедать всю порцию и все гостинцы. Спасибо тете Клаве. Царство ей небесное! С тех пор и пошел на поправку. Спала температура и быстро сменилась вся кожа. Старая кожа вся исшелушилась. Пробыл тогда я в больнице 40 дней и пропустил занятия полтора месяца, так как еще дней 5 сидел дома в карантине. За это время самостоятельно занимался сам по учебникам и наверстал пропущенный материал. Ведь весной надо было сдавать в четвертом классе экзамены. Почему-то тогда называли не экзамены, а испытания. Начиная с 4-го класса, в 5-м, 6-м и 7-м классе тоже весной сдавали экзамены по основным предметам.
Хотя я и пропустил полтора месяца по болезни занятия в школе, но экзамены весной сдал хорошо, без троек,.и перешел в 5-й класс.
В пятый класс пошел только через год. т. к. сидел дома в няньках и нянчил младшего брата Василия, которому тогда еще было только два года, а бабушки уже не было в живых. Конечно, хотелось со своими сверстниками закончить вместе семилетку, но не получилось. Ро¬дители заставили сидеть с братом дома, да и сестра Тамара была маленькая (7 лет) и не ходила еще в школу. В то время начинали ходить в школу с 8 лет.
У меня в избе был маленький детсад: мы втроем и еще приводили на день к нам Сашку Имохина, Тамариного ровесника. Вот мы вчетвером и играли весь день, пока не придут взрослые с работы, или старшая сестра Нина, которая тогда училась уже в 7-м классе.
В мои обязанности входило, кроме няньки: накормить кур, которые жили зимой под печью, вымести в избе и в горнице, помыть посуду, надавать сена корове и овцам, а также напоить. Ведь мне было уже 12 лет. Еще надо было истопить печку в горнице и наносить дров. Это делалось быстро, и большую часть дня мы играли. Игрушки были самодельные. В основном играли «машинами» и пихали по полу поваленные стулья, которые и считали за машины. Полы были не крашены.

Однажды я стал стричь волосы у Сашки машинкой, которую привез брат Алексей. Что-то попало в волосы, и я поломал один зуб у машинки, так и не достриг ему голову. Мать потом узнала, что я поломал машинку, и сильно ругала меня, хотя лупить не стала. Отец тот вообще не ругался за тот случай.
Один раз как-то он сильно разгорячился и хотел отстегать меня ремнем, но я быстро убсжал в горницу и залег под кровать в угол, и он не мог достать. Ну и за столом мне часто попадаю по лбу от него деревянной ложкой, какими хлебали суп. кашу и молоко. Я сидел с ним всегда рядом, и. когда захохочешь за едой, то мне попадаю по лбу первому. Один раз даже ложка сломалась.

МОИ ТРАВМЫ

Нет, наверно, на земле человека, который бы за свою жизнь не получил ни одной травмы. У меня-то их было предостаточно. Я уже не считаю мелких травм, когда порежешься ножом, стукнешь по пальцу молотком, когда впоследствии этот палец опухнет и почернеет, и сойдет ноготь. А сколько, бывало, заноз попадало в подошвы ног, когда в детстве бегали все лето босиком, да и на гвозди наступишь. Первую серьезную травму помню, когда ездили на молодых лошадях верхом и, конечно, без седла. Объезживали мы с ребятами таких лошадей, т. е. ездили на них верхом (катались). Все было хорошо. Но однажды я так разогнался на лошади, что она на полном скаку, подбежав к забору, резко повернула вбок, и я слетел с лошади, как блин со сковородки, и ударился боком крепко о забор. Ушиб сильно бок и, придя домой, не сказав никому об этом, смазал ушибленное место скипидаром, которым отец мазал спину, когда у него она болела. У него-то кожа была грубая и скипидар впитывался, не вызывая ожога. У меня же вскоре это место превратилось в сплошной водяной пузырь. Мать увидела это и послала меня к фельдшеру. Фельдшер расспросила меня: как это получилось, и почему намазал скипидаром? Ведь от этого у тебя получился химический ожог. Дала мне какой-то мази. Когда пузырь лопнул, то мать нама¬зала то место мазью и завязала чистой тряпкой. Так несколько дней утром и вечером делала мне перевязку, и потом все зажило. Правда, красное пятно еще долго было на том месте.
Потом была травма головы. Учился я на 3-м курсе сельскохозяйственного техникума. Проходили мы тогда производственную практи¬ку в Удимской МТС - машинно-тракторной станции в Устьянском районе. Недалеко от нас на станции Ядриха стояла штрафная рота солдат. Их начальство отпускаю вечером на танцы в клуб в Удиму куда и мы ходили тоже. Однажды там завязалась драка между ними и гражданскими. Мы стали выходить из клуба, и мне сзади сильно стукнули по голове пряжкой от солдатского ремня. Хотя был я в кепке, но сразу почувствовал кровь на голове. Дело было весной, и бежали уже ручьи. Я замыл кровь на волосах и, зажав рукой рану, пришел на квартиру к хозяйке, у которой мы тогда и жили вчетвером. Хозяйка промыла рану кипяченой водой, смазала йодом, потом мелко растолкла кусок сахара и этой пудрой пересыпала рану. Утром я сходил в местную больницу Там сделали укол от столбняка, обработали рану и забинтовали. Через три дня рана зажила и я снял повязку. А шрам-то остался на всю жизнь.

Когда служил в армии с 55-го по 58-й год в Вологде, то на первом году службы, а точнее, зимой того года, обморозил большие пальцы у обеих ног. Морозы в ту зиму доходили и в Вологде до - 35°. Каждый день,
кроме выходных, мы занимались на плацу два часа строевой подготовкой. Плац, конечно, нами же, солдатами, весь был очищен от снега и был голый. В кирзовых сапогах с одной портянкой тогда в тридцатиградусный мороз я и отморозил пальцы у обеих ног. Хотя и был перерыв между двумя часами занятий десять минут, и можно было покурить и погреться в казарме, но и за один час на таком морозе прихватило большие пальцы. Когда я разулся, то оба пальца были белые, и пришлось срочно идти в санчасть, где и оживили их. Но потом это сказалось, и по сию пору у меня эти пальцы на ногах кривые и смотрят в сторону. И вот уже полвека хожу с такими кривыми пальцами, что делает неудобство при носке обуви.
Если первая травма головы была на затылке, то вторая была чуть повыше лба. Было это уже в 60-м году летом. Я работал в родном колхозе механиком. В сенокосную страду, кроме непосредственных своих обязанностей, еще участвовал на сенокосе в конно-ручном звене. Тогда еще все сенокосы по ручьям и речкам косились, и большинство еще вручную. В тот день мы гребли сено на Чурге. Погода была солнечная, жаркая. Пообедав у избушки, все ребята скидывали с себя одежду и в одних трусах ныряли в воду, разбегаясь с берега. Первый раз я прыгнул удачно, не доставая дна, а второй раз немного изменил угол рук и сразу врезался головой в бревно-«у топленник» (раньше был сплав по Чурге и этих бревен много осталось на дне). Какое-то время я был под водой (видимо был обморок), и те, кто сидели на берегу и наблюдали за нами, сначала увидели пятно крови на поверхности, а потом уже показалась моя голова, тоже вся в крови.
Кое-как доплыл я до берега, а ребята подали руки и помогли мне выбраться на берег. У одной девчонки был одеколон, а у кого-то и бинт нашелся. Мне перевязали голову, и я с забинтованной головой доработал до вечера. Правда, потом сделалось тяжело, и я на велосипеде уехал домой. Больница была уже закрыта, я сходил к фельдшеру домой. Она обработала рану и сделала укол от столбняка. Три дня я ходил с повязкой, а потом снял. Шрам тот и теперь заметен на голове.
Однаждо порубил правую ногу топором, набирая пол в хлеву у корвы, притясывал плахи. Света электрического тогда еще не было, а окошечко-ветреница в хлеве было маленькое. Это было днем, но все равно плохо было видно. При обтесывании топор срикошетил и лезвием угодил по сапогу, прорубив его, портянку и задев большой палец. В сапоге сделалось сразу сыро, и я, придя домой, быстро стащил его. Прижег рану тройным одеколоном, перевязал и похромал в больницу. Опять же сделали укол от столбняка и обработали рану, сменив мою повязку Потом несколько раз я ходил на перевязку, пока рана не зажила. Больничного, конечно, не брал, а не торопясь ходил похрамывая, а на работу ездил на велосипеде.Одна из травм могла бы оказаться для меня смертельной, по, видимо, не суждено было тогда умереть...

Весной 1961 года в распутицу поехали мы втроем на гусеничном тракторе ДТ-54 в Вельск за первой электродойкой. Кроме меня было два молодых тракториста, которые только закончили курсы. Они по очереди управляли трактором, к которому была прицеплена одноосная тележка с односкатными колесами. Из дома выехали рано утром, а так как было прохладно, то все трое забрались в кабину.
На базе сельхозтехники я оформил документы на получение доильной установки, и втроем кое-как погрузили трубы и тяжелые ящики в кузов тележки. Автокрана тогда еще на базе не было и пришлось грузить вручную. Пообедали в столовой и поехали в обратный путь. Погода была теплая, и я сел в тележку на ящик, свесив ноги к борту. Когда проезжали по болотному месту (зимой ездили прямо по болоту), то в одном месте колесо тележки провалилось, и ее повернуло на бок. Я успел выдернуть только одну ногу, а вторую прижало тяжелыми ящиками к борту, и меня поволокло по земле. Трактористы не оглянулись назад, пока я не заорал что есть мочи. А впереди у самой дороги стоял толстый пень, и если бы они не остановили еще на секунду позже трактор, то меня бы прижало к этому пню и раздавило, а то и ногу оторвало. Сильно тогда ребята перепугались, увидя меня лежащим на земле. Кое-как убрали те тяжелые ящики и освободили меня из капкана. Перелома не было, но нога сразу покраснела, а потом посинела. Прихрамывая, я помог трактористам опружить тележку обратно с помощью троса и трактора, потом погрузили вывалившиеся ящики и трубы обратно в кузов и поехали дальше. Я забрался в кабину и одергивал тракториста, чтоб не лихачил на плохой дороге. Домой к гаражу приехали уже поздно вечером и разгрузили установку утром. Я сходил в больницу, там дали мази, которой я натирал придавленное место утром и вечером. Через несколько дней опухоль сошла, а вместе с этим прекратилась и боль в ноге.
Была еще травма левого плеча и ключицы, которую удосужился получить при езде на мотоцикле, когда еще ездил на нем первое время. Первый мотоцикл у меня был ИЖ-Планета-2 без коляски.
Поехал я как-то с работы из гаража домой и от горы свернул с большой дороги на прямую тропинку. Ехал под горку не так уж и быстро, но не заметил в траве камня, который попал под переднее колесо. Я резко повернул в сторону и, не удержавшись на сиденье, по инерции перелетел через руль и упал на левое плечо. Мотоцикл тоже упал сзади меня и заглох. Я почувствовал сильную боль в плече и ключице. Кое- как встал, поднял мотик и насилу завел его. так как при нажатии на педаль ногой, боль усиливалась. Но все же доехал до дому. К ночи натер плечо спир-
том и к утру стало легче, но с неделю ходил на работу пешком, пока не поправилось плечо. В ключице перелома не было, но верхний ее конец немного выпучился наружу, и теперь это заметноСерьезную травму получил на работе, когда правая рука попала под ремень шкива вакуум-насоса. Тогда повредило три пальца. На указательном пальце даже раздробило сустав. Этот несчастный случай произошел со мной в марте 1977 года. В своей больнице опять же сделали укол от столбняка, обработали и забинтовали руку, и я продолжал ходить на работу с перевязанной рукой. Каждый день ходил на перевязку в больницу, но легче не было, а наоборот - рука больше заболела и начала пухнуть. Тогда фельдшер дала мне направление в райбольницу Когда приехал туда, то врач-травматолог осмотрел мою руку, а медсестра почистила и обработала раны на пальцах, и меня оставили в стационаре. Каждый день делали перевязку и назначили даже лечебную гимнастику. Еще четыре раза в день делали укол, вводя антибиотики. Но так как сустав одного пальца был раздроблен, то гимнастики для разработки пальцев я не мог делать (больно). Тогда меня отправили на рентген и сделали снимок. Убедившись, что сустав одного пальца раздроблен, врач отменил лечебную гимнастику и на руку наложили лангет из гипса и каждый день его снимали, когда делали обработку и перевязку. Два пальца, у которых не было перелома, быстро зажили, а с этим я находился в стационаре аж полтора месяца. Из раны шел гной, и врач предложил мне отрезать палец, но я не дал, и его продолжили лечить. Долго не заживала рана, пока я не стал украдкой от врача парить руку в теплой воде с марганцовкой. Дело пошло на поправку, и к 9-му мая меня выписали из больницы.

День рождения я отмечаю 22 марта, и в тот год пришлось отметить его в больнице. Ко мне редко приходили тетя Клава и дядя Саша и кое-что приносили из гостинцев. А на именины дядя Саша принес четвертинку водки, и я с соседом по палате втихаря отметил свой 42-й день рождения.
Во время весенних каникул в эту же больницу попал и мой сын Игорь. Тогда он учился в шестом классе и жаловался на боль в спине. Привезла его мать и после анализов и обследования у него обнаружили болезнь почек. Видимо, сказалось то, что прошлой осенью он пас телят и полежал на сырой земле. Его тоже положили в стационар в детское отделение аж на четвергом этаже. Я- то был ходячий, и пока он проходил курс лечения, каждый день наведывался к нему, принося гостинцы, купленные мной в буфете, что был на нижнем этаже. Через две недели его выписали, а меня — 8-го мая.
Рана зажила, но палец в том месте, где был раздроблен сустав, так и не сгибается.
Потом еще на работе чуть было не лишился левого глаза, когда об¬рубал лед с намерзшей лестницы, что была приварена к боку водонапорной башни. Льду намерзло от брызг переливной трубы столько, что могло бы и лестницу оторвать. Вот я и решил его обрубить топором, держась одной рукой за низ лестницы. Вначале отлетали мелкие куски льда, а потом откололся кусок килограммов на десять и угодил прямо мне в лицо у левого глаза. Хорошо, что не попал в глаз выступом, а рассекло бровь и ниже глаза. Топор сразу выпал из руки, а на лестнице я все же удержался и не упал. Из обеих ран потекла кровь, и я, спустившись вниз, прижал к ранам комок снега и так пришел с комком в больницу. Там сделали обработку и заклеили раны пластырем, под который подложили тампоны из марли и ваты. А глаз, конечно, покраснел, но потом все прошло. Несколько раз ходил на перевязку, но раны были не глубокие и быстро зажили. Больничного тоже не брал и даже не оформлял производственной травмы, связанной с несчастным случаем на производстве.

В 92-м году в июле, когда стояла жаркая погода, я сильно поранил правую ногу, наступив в воде на острый край дна разбитой бутылки. Перед обедом на мотике я обычно спускался к речке и в плесе, где была раньше мельница, купался. А перед этим на берегу накануне вечером сидела компания ребят и девчат делали пикник. Вот и бросили стекла от разбитой бутылки в речку. Когда я стал выходить из воды, у берега наступил на острое дно бутылки. Сразу пошла кровь, да и рана большая была. Выйдя на берег, я нашел лист подорожника, приложил к ране и замотал лоскутами от разорванной майки. Оделся, левой ногой завел мотоцикл и приехал домой, где моя хозяйка обработала рану и забинтовала чистым бинтом. Пришлось тогда с неделю ходить на работу в тапках, пока не зажила рана, и отказаться от купания.
За всю жизнь много раз угорал, особенно в детстве, когда зимой жарко топили печь и закрывали трубу сразу, как прогорят дрова, а мы залезали на печь. Тогда бабушка Мария Федоровна нас лечила, привя¬зав ко лбу влажный платок, сложенный в несколько слоев и отправляла в горницу, пока в избе устаивался угар. Сама-то она почему-то не угорала. Два раза, будучи уже женатым, угорал в бане до беспамятства, и каждый раз очнусь не на верхней полке, где парился, а в прохладных сенках на свежем воздухе. Спасибо жене Любови Владимировне, которая вытаскивала меня с полка в сенки.
И еще два раза, будучи уже на пенсии, падал в обморок. Первый раз упал у дверей на порог, а очнулся на диване в горнице. Тогда сильно ударился головой и шла кровь из ссадины. Второй раз упал между столом и шкафом и немного ушиб бок. Очнулся, лежа на полу, а дома тогда никого не было. Оба раза произошли в то время, когда приходил из бани, поужинаю и две рюмки выпью водки.
В детстве переболел корью, скарлатиной, дизентерией. А с 30-ти лет мучался радикулитом, особенно осенью. Нынче острых приступов нет, так как немного остерегаюсь...