Глава 7.
Все лето 1972 года стояла жара. Не было ни одного дождя, даже маленького дождичка за все лето. Всем надоел этот зной – и взрослым, и детям. Детвора еще хоть как-то спасалась в реке, а вот взрослым надо же было целый день работать на сенокосе, на фермах, на полях. Приходилось тяжело и скотине на пастбищах – одолевали полчища паутов и слепней. Некоторые хозяева не выпускали даже своих коров на пастбища днем – жалели. В июле-августе все окрестные леса заволокло едким дымом – горели торфяники. От дыма никуда невозможно было спрятаться. Днем его еще как-то разгонял ветерок, а вот ночью в безветрие он стоял плотным смогом над деревней. В целях пожарной безопасности в деревне было организовано дежурство по ночам. По очереди – сегодня из этого дома, завтра из следующего, взрослые обходили ночью деревню, дабы не допустить малейшего возгорания где-нибудь. А могло ведь вспыхнуть где угодно от малейшей искры, вылетевшей из трубы бани или от окурка, брошенного невзначай. Днем иногда даже дороги поливали водой из тракторных бочек, чтоб было меньше пыли в деревне.
Лес от нашей деревни был буквально метрах в ста. Выйди за конюшню, пройди немного по дороге-зимнику, и ты в Кулаковской поскотине. Уже с середины лета мы ходили за грибами – сначала за маслятами в сосняк к деревне Лодыгино или по дороге на Нивы, попозже сюда же за белыми грибами.
А ближе к осени прямо за деревней в вересняке собирали рыжики. Росло их очень много в те времена – под елочками, у тропинок, которые протоптали коровы. После школы возьмешь корзинку и в вересняк. А за день-то не один человек пройдет по этим тропинкам – всем рыжика хочется. Вот и ползаешь вокруг елочек, разгребаешь траву-багулу. Высматриваешь грибы. Найдешь…а тут уж смотри в оба. Значит их тут есть…один он тут не будет расти. Тут уж на коленки встанешь и ползком–ползком круг за кругом около елки. И в корзинке, глядишь, прибывает потихоньку…
Пока я учился еще в младших классах, ходили мы в лес с мамой. Она очень любила собирать грибы и меня в это дело втянула. Мы с ней и на Крутую Гору ходили вместе – она знала там все тропинки и все грибные места. Всегда возвращались с полными корзинами. С отцом ездили на мотоцикле за ручей Плоский – на Вакориху, там росло волнух очень много. В один год их было так много, что люди возили бураками[9] и сдавали в местный магазин.
Часто вспоминается запах осенних костров. До темноты в огородах кипит работа – народ копает картошку, а мы, когда взрослые уже уйдут домой готовить ужин и управляться по хозяйству, сидим до полуночи у огня, печем картошку, все чумазые, но довольные. А еще приспособились мы на кострах переплавлять свинец из старых аккумуляторов: разобьем аккумулятор, наломаем пластин, поместим все это в жестяную банку, и на огонь. Когда свинец расплавится, выливаешь его в заранее сделанные формы – в основном делали макеты пистолетов для игры в «войнушку», ну и просто разную мелочевку ради интереса.
Зимой в деревне по-своему красиво. В сильные морозы воздух на улице чистый-чистый, дым из труб тянется кверху, стены домов и изгороди трещат так, что, думаешь, вот-вот лопнут. От мороза на улице белый туман, а солнышко на восходе красное-красное. В метели снегу надует столько, что мы, прыгая с сараев в сугробы, застревали в них по уши, откапывать приходилось некоторых: ну, никак не вылезти. От ферм, когда подует ветер с той стороны, идет кисло-сладкий специфический запах силоса, а от конюшни запах конского навоза.
Проснувшись зимним утром, долго лежишь и слушаешь, как мама хлопочет у русской печки, побрякивает чугунами, ухватами, дрова трещат в печи, дымком пахнет чуть… Вскочишь с кровати, надернешь штаны и рубаху, ноги всунешь в теплые валенки, быстро сбегаешь «до ветру» (в сорокаградусный мороз в туалете не засидишься) и на печь. Лежишь и выглядываешь из-за занавески, что там мама вкусненькое приготовит, кошка рядом под ухом песни поет. Мама наладит корове питьё в ведре, возьмет его и подойник и пойдет в хлев, поручив мне присматривать за самоваром. Ну, а что за ним смотреть – стоит себе у печки, греется, шумит, подходить к нему аж боязно. Самовар был большой и нас, детей, родители к нему не подпускали, когда он грелся, не дай Бог опрокинешь на себя – там же крутой кипяток, обвариться можно, что со мной и случилось один раз, но об этом позже…