С волнением и радостью мы узнали о существовании Вашего сайта и возможности расширить знания о наших корнях.
Наш отец Горбунов Николай Александрович (1913-1982) родился в дер. Антрошево Вельского уезда Вологодской губернии (позднее Вельский р-н Архангельской обл.).
Родители отца: мать Евгения Евгеньевна (1890-1975) и отец Александр Семенович (1881-1955), оба по фамилии Горбуновы.
1930-1932 гг.ориентировочно
Кроме Николая у них было ещё 3 дочери и сын:
- Анна (примерно1910-1982), проживала в пос. Юра близ Вельска (в замужестве Боровская
- муж Анны – Боровский Александр Кузьмич (1906-1941), погиб под Ленинградом
Анна и Александр Боровские и Николай Горбунов, 1935 г.
- брат Василий (1916-1942)
В 1937 году был призван в армию на действительную службу. . В 1941 году был призван на фронт, погиб под Сталинградом в 1942 г.
1937 г.
- Зоя (1921-2002), похоронена в г. Таллин, Эстония.
Зоя (17 лет) с родителями,1939 г
- Александра (1923-1972)
Позже постараюсь добавить фотографии и сведения о ней.
Мы приблизительно представляем себе, как и где проживали эти три сестры, наши тёти, рождённые в разное время в Антрошеве.
В жизни мы встречались только с Зоей Александровной.
Разумеется, мы хорошо помним нашего отца и его биографию, хотя и в ней имеются некоторые «белые пятна». Об этом напишу позже.
А сначала хочу сообщить Вам известные нам скупые данные о жизни бабушки Евгении Евгеньевны и дедушки Александра Семёновича.
В деревне Антрошево я была недолго во время войны, а в 1946 году отец наш, Николай Александрович, привозил свою семью в гости, то есть жену и двух дочерей Галину 6 лет и Викторию 4,5 лет. Несмотря на малый возраст, я помню, что у бабушки и дедушки был большой двухэтажный дом, выстроенный своими руками. Мой отец подростком принимал участие в строительстве. Потом в их рассказах следовало какое-то туманное место о раскулачивании или что-то о подкулачнике, но подробности нам не известны. Однако два факта подтверждают это.
- Коля Горбунов (отец) с отличием закончил Вельскую школу-семлетку в 1930 г. и 2 курса сельскохозяйственного техникума. Проучился он там тоже на «отлично» всего лишь 2 года, после чего был отчислен (предположительно) за утаивание того факта, что был сыном раскулаченного.
- На втором этаже большого дедушкиного дома в Антрошеве размещалась начальная школа. Я помню один просторный класс, за ним – кабинет для учителя, далее – ещё одна комнатка для учителя, перед классом - небольшая раздевалка, позади него – туалет для детей. Предположительно, раскулачивание и состояло в реквизиции части дома на общественные нужды (???). Такая форма раскулачивания кажется мне возможной, учитывая труднодоступность и малонаселённость тогдашнего Антрошево. Интересно было бы узнать, кто был учителем. Может быть кто-то из семьи? Вся семья была грамотная. Одна из дедушкиных сестёр, по-рассказам, работала библиотекарем (где? – не знаю).
В 1946 г. дедушка был мельником. Я бывала у него на мельнице.Крестьяне молотили рожь, овёс, ячмень.
Бабушка стоит справа от дедушки.
На обороте фотографии рукой дедушки написано: " Фотографировались по лету 1948 года на своем производстве, т.е. на Мельнице".
Нижний этаж в их доме состоял из зимней и летней изб, разделённых между собой хозяйственным помещением. К дому было пристроено стойло для животных, над которым на втором этаже был сеновал, называемый «повети», откуда можно было сбрасывать сено прямо в стойло. Но животных я не помню. Они, наверное, были забраны в коллективное пользование.
Бабушка пекла в русской печи пирожки и шанежки и была искусной мастерицей. Помню ухват, чугунки и крынки. Помню также из лыка плетёные туеса – с ними ходили за грибами. Видела небольшой туесок с засоленными в нём «копеечными» (по размеру) рыжиками. Видела подвешенный на цепях рукомойник из красноватой меди в форме чуть приплюснутого чайника, который наклоняли, чтобы лилась вода. В доме был патефон с пластинками. Помню с тех пор песни в исполнении Лидии Руслановой. В доме варили брагу. Мне показывали, как это делается.
В деревне из построек, помимо жилых домов, помню только что-то типа общественного двора, где держали телеги и какие-то механизмы, была ещё кузница, а церкви не помню. На улице за калиткой были построены большие качели для детей и молодёжи. Уже тогда видела начатые, но заброшенные постройки.
В деревню из Вельска добирались трудно: через тайгу и болота по гатям.
Бабушка имела жёсткий характер, за каждую малую провинность или неудачу наказывала малых детей «вицей». Дедушка большее время проводил на мельнице. В моей памяти сохранились запахи и ощущение приволья и красоты. Например, я была потрясена от восхищения, когда увидела васильки во ржи. Погостив, мы уехали в Таллин, где служил на флоте отец и больше в ваших краях не появлялись.
Отец, Николай Александрович, не закончив обучения в техникуме, был призван на военную службу в РККА г. Псков (1935-1937гг.).
С февраля 1940 г. он уже служил в Мурманске на Северном флоте, начинал младшим интендантским офицером и закончил службу в чине подполковника на Балтийском флоте.
Когда началась война, мне было около полутора лет, а Виктория ещё не родилась, отец отправил беременную жену 23 лет и меня, в сопровождении младшего брата нашей мамы, которому было 14 лет, в Вельск, где мы и остались, так как мама была «на сносях» и боялась рожать в глухой деревне. Мы снимали угол и бедствовали подобно другим эвакуированным. Когда родилась сестра, приехала другая бабушка помогать маме. Нашей семье невероятно повезло: мама, как молодая жена фронтового офицера с 4 иждивенцами, смогла устроиться на работу в специальный магазин для начальства при каком-то управлении по работе с политзаключёнными (ГУЛАГ?), которые, предположительно, строили недалеко железную дорогу. Однажды я тяжело заболела и была почти при смерти. Меня спасла какая-то очень компетентная женщина-педиатр, якобы доставленная из политзаключённых. Интересно, правда?
Жить нам стало легче. Появилась няня для детей, отношение окружающих к маме очень изменилось. Потом в Вельск приехало много эвакуированных из Ленинграда. Молодые женщины помогали друг другу выживать. Один раз приезжал в командировку отец, и один раз мама ездила к нему во время войны. Меня на лето отправляли в деревню, откуда я привозила «говор» северного народа. По окончании войны, мы переехали в Таллин.
У меня сохранились самые тёплые чувства к Вельску, хотя я ничего о нём не помню. А Антрошево я, бывает, вижу во сне, и вспоминаются детали быта. Так что на склоне лет я чувствую себя деревенской. Родина меня тянет.
Более подробные сведения и фотографии, относящиеся к Николаю Александровичу пришлю в следующем письме.