Из глубины веков

Маленькая, довольно старенькая, по еще крепкая бабка Апраксея славилась у нас на Пакшеньге мастерством по из­готовлению постною масла из льняного семени. И возили ее из деревни в деревню с немудреным инструментом - жома­ми*, березовыми клиньями, мешочками да горшочками. Тас­кали из дома в дом. Кормилась тем ремеслом старая да передавала людям свое мастерство - жать масло. И помнила она, через такое свое житье, множество всяких историй из жизни Пакшеньги, умела «заговаривать кровь», знала десят­ки всяких заклинании, отворотов да приворотов.

Лет 30 назад услышал я от нее быль и записал. Старуш­ка уже давно умерла, а бумага с той былью сохранилась.

- Деревня наша Гора в ту далекую пору, а это было до отмены крепостною права, называлась починком Окулковским. Не богато жили люди, особенно трудно жилось Ива­ну - сыну Марка Кузьминых. Ох, как трудно! В наследство от отца достался ему дом: изба - четыре угла да горница - четыре угла. А кто помнит, когда эти углы срублены? Никто! А поля? Полоска земли в Чуглах, да на Дресвищах полоска. А что с нее возьмешь с той земли - голевой камень. За рекой над Лашовом земля лучше, так новая. Навозу требует про­пасть сколько. А где навоз? От одной лошаденки да одной коровенки много навозу не накопишь.

Женился парень. Думал скорее поправить хозяйство, а оно нет - где двое, там жди третьего. И понесла жена Анна, что ни год, то рот. Хорошо еще бог милостив - прибрал мно­гих во младенчестве. Да и то в живых осталось еще шестеро.

Была еще надежда на брата Сампсона, но его по жре­бию в армию сдали. А от сестры Федосьи никакой помощи - одна срамота да позор. Никакого греха не побоялась. Незамужья, а наплодила... Двух парней да двух девок родила не­законно. А дом один, стены не раздвинешь. Спят - кто на полу, кто на печке, кто на полатях. По две зыбки на одном очепе* висит, а очепов тех в доме два.

Прокормить такую ораву.., а одежи? И бился мужик на работе от темна до темна, как муха в ухе. «Нет, сколько горба своего ни ломи на работе - не разбогатеть тебе, Иван. Вот если бы клад найти? - часто думал о кладе мужик. -  А клад, он не всякому дается, не для меня, видно, завещаны клады. Ходят же слухи, будто на Пуе повезло мужику. Кор­чевал пни - и на тебе... - полон медяник денег под пнем».

Однажды на Ильинскую ночь Ивану - сыну Марка Кузь­минных - приснился сон: «А я знаю, - говорила ему писаная красавица, - знаю, есть у тебя, Иван, желание стать богатым. И ты можешь разбогатеть. Хочешь! Я тебе помогу... В самую Ильинскую ночь иди в Пуенский волок* к тому большому камню, что лежит на межевой просеке. И как пропоют вто­рые петухи, -  зажжется на камне свеча. Свечу ту осторожно убери и ковырни в том месте, и откроется камень, и посып­лются из него несметные богатства...».

Проснулся мужик, открыл глаза - темно. Рядом крепким сном спит жена Анна, да в избе сестра Федосья укладывает спать ребятню. Долго мужик ворочался - потом уснул, но сон больше не повторился.

Весь день жал мужик, не разгибая спины, и думал: «На­до идти, авось, сон в руку. А как идти, когда страх одоле­вает. Ночью один в лесу, на болоте, пропадешь! Да и камень тот больно велик, над землею больше бани, а сколько в зем­ле скрыто?».

Как подумает мужик о несметных кладах,- аж сердце за­мирает, мурашки по телу забегают. Страшно идти ночью одному на межевую к тому камню, что лежит на краю боло­та. Страшно.

А идти надо. Решился Ивашко Марков. Положил в котом­ку горбушку хлеба, скалину бересты - кто знает, может по­светить придется. Сунул топор за пояс и тайно от чад и до­мочадцев ушел из дому.

Камень тот, что лежит на краю болота на межевой и хранит в себе веками несметные клады, разыскал засветло. Но подходить близко к камню не стал: «Как бы чего не выш­ло». Устроился удобно под густой елью в стороне и стал ждать. Ждет-пождет... Давно уже темно, а свеча не зажига­ется. Вспомнил Иван сон, - «когда пропоют вторые петухи, зажжется свеча». А когда они пропоют - петухи в деревне, а деревня за 12 верст. И снова ждет. Тревожную тишину иногда прорежет страшный плач филина, да беспокойный ве­тер пройдется по вершинам деревьев. И опять все стихнет. А потом пошел дождь.

И решил тогда Иван, сын Марков, петушиного пения не ждать, скалины не зажигать. Вышел из-под ели, обошел во­круг камня, остановился у отвесной стороны, достал топор из-за пояса и стал ковырять: сначала камень слегка подда­вался, а потом заупрямился. Ударит мужик по камню, - по­сыплются искры.

Давно уже пропели последние петухи, давно прошел дож­дик, восход солнца позолотил вершины елей, а мужик все рубил и рубил камень. Изрубил топор до самого обуха, сел на землю и заплакал горькими слезами, приговаривая: «На что они мне - клады! Золото! Изумруды!!! На что они мне. Не хлеб - не укусишь. А вот топор! Кормилец ты мой! Что я с тобою сделал? Как я теперь без топора-то жить буду!»

 «Ленинский путь» 20 июля 1967 г.

 Примечания

Ж о м - тиски дли выжимания масла из семян.

О ч е п - жердь для подвешивания люльки, закрепляемая с по­мощью кольца под потолком.

В о л о к - лесная дорога.