Записки из прошлого. История и судьбы. А.С. Кузьмин. (Главы из книги) - Герой гражданской войны

     

    Герой  гражданской войны

    Мы стояли на улице и ждали, когда он выйдет из Мараконской лавочки. И вот он вышел на крыльцо, прислонился плечом к столбу галереи и закурил. Стоял, курил, пуская кольцами дым, и с любопытством рассматривал нас, паца­нов, прибежавших посмотреть на военного. «Любуются мною», - думал он. А мы и в самом деле любовались: высо­кий и стройный, одет по-кавалерийски. Сапоги со шпорами начищены до блеска, фуражка лихо сдвинута на затылок, шашка с кисточкой у рукояти висит на ремне через плечо. Георгиевский крест и медаль украшают грудь, погоны.

    Дяденька! А германцам головы рубил? - спросил его расхрабрившийся Федька Якунин.

    Приходилось. Видишь вот, - он показал на награды, -  за так не дают.

     А шашка острая? - не унимался Федька.

    Очень. Джик - и нет головы.

    - А ты покажи, как шашкой рубят,- снова спросил Федька.

    Он мягко спрыгнул с крыльца, выплюнул окурок, присту­пил его сапогом, окинул нас веселым взглядом и сказал:

    - Идемте! - И быстро зашагал в поле, звеня шпорами. Поставьте вот тут, вот тут и там березок двадцать. Высотой с меня, толщиной - во, с руку, - сказал и пошел тропинкой через поле домой. Мы сделали все, как он велел, и стали ждать.

    Проходя по деревне, он увидел мужиков, запрягавших лошадь в дровни.

    Костенька! - обратился к нему хозяин лошади Петрушко Сергиев, -  помоги обкатать Красотку. Четыре года кобыле, а в оглоблях не бывала.

    Сначала верхом,-  согласился Костя. Он быстро сдер­нул хомут, снял седелко, закинул повод, и не успел хозяин глазом моргнуть, как ошалевшая лошадь понесла седока че­рез капустники к погосту, а там от магазина к Мараконской.

    Летит! - закричали мы все разом и побежали от доро­ги в стороны.

    Он выхватил саблю и пошел: раз - и нет березы, раз - и снова нет березы, раз... раз... Лошадь шарахнулась в сто­рону и замотала головой.

    - Уши! Уши отрубил кобыле, - заверещал кто-то из нас. Возвращая хозяину взмыленную и окровавленную ло­шадь, Костя извинялся:

    С такта сбилась окаянная, да и без седла, опоры нет под ногами. Вот и обкатал - отсадил ухо.

    Ничего получилось! Сам ты, Петрушко, без носа (ма­ковку носа откусил Ванька Юдин в драке), будешь ездить на безухой кобыле. Оно так даже интереснее. Все посмотрят. А то поезжай на Кулаково, Николай Саввич прикатает ва­ляное ухо. - Так пожалел пострадавшего соседа Петр Михай­лович Лодыгин, мужик - шутник и зубоскал.

    Прикатает! - хохотал Федька Филохин. - Обязательно прикатает, валяное! - и подойдя к Косте, стрельнул у него щепотку табачку

                                                                                                       ***

    Вечером, сидя на высоком крыльце летней избы, Костя рассказывал деревенским: «В 14-ом году, как взяли на службу, привезли в Новогородскую губернию, Муравьевские казармы, зачислили в конно-гренадерский полк. Учили рубить, а потом пригнали под Ковель. Немцы там теснили русских, вот мы и рубили германцев. А потом отвели на отдых. Меня отпустили на побывку. Завтра уезжаю.» И обращаясь к отцу сказал: «Не давал ты нам татка здесь драться, вот мы там- то и подеремся досыта»

    Война бросала его по Российской Империи. Однажды на привале в Полесье, лежал и думал вслух: «Рубим вот всё, рубим, убиваем одни других. За что? Сколько изничтожили германцев, сколько они нашего брата угробили. Кончать надо эту войну! А как? А что делать? Пусть не лезут в чужое государство.

    Скакал по степям Украины. На переправе через Буг встретился со своим братом артиллеристом 23-й бригады. Распили бутылку вина на радостях, расцеловались и поскакали догонять, ушедшие вперед, свои части.

    Империалистическую войну закончил в Брусиловском прорыве. Сдал коня мадьярам, саблю бросил в кучу оружия. На крыше вагона выехал в Россию.

    Через месяц прибыл в родную Пакшеньгу, с двумя «Георгиями», завернутыми в тря­почку и спрятанными в карман. Измученный, усталый и грязный.

    Известие о высадке интервентов на Севере принял спокойно. Только и сказал: «Мало было пролито крови, так нет… и помолчав добавил – без нас не обойдутся»

    В конце декабря 1918 года из Вологды отошел состав на север. Проезжали Коношу, Няндому. Остановка.

    - Какая остановка? – спросил Костя Кузьмин, проходившего мимо теплушки железнодорожника.

    - Шалакуша, вылезайте, дальше не поедет!

    Вылезли. Холодно, ох как холодно. Январь 1919 года прижимал. Зима студеная. Выстроили, проверили по спискам, разбили на команды. Кузьмина К.П. назначили командиром 2-го взвода кавалерийского дивизиона, 18-й стрелковой дивизии.

    Участник  освобождения Севера от интервентов, боец 2- го взвода Попов Егор Семенович , рассказывает: «Подобрались во взвод ребята, один к одному – ухари. Воевали, брали Тарасовскую волость, Кочмас. Ходили в обход на Обозерскую. Шли вдоль реки Шелексы, восемьдесят километров по глубокому снегу. Брали деревни, большие и маленькие озера. Встречались с комдивом Уворевичем. Как то приехал он к нам, привез валенки, мыло, махорку и свежие газеты. Говорил нам: «…боец должен знать идеи, которые защищает»

    Егор Павлович Шаманин вспоминает о тех днях: «После освобождения Архангельска от интервентов, нас перебросили на Запад – под Полоцк. Потом пошли на Польшу»

    В бою под Белостоком, костя Кузьмин летел впереди взвода, зажигая бойцов личным примером мужества и храбрости. «Ура» - неслось со всех сторон. Быстро догонял убегающего поляка, занес саблю, чтобы рубануть…но не рубанул. Только и услышал в след: «Костя!»

    Долго потом мучился, вспоминая этот случай. Да неужели Митька Гришин? Уж больно похож на него. Вот почему он не пришел с империалистической, ну и прохвост, переметнулся к полякам!

    Подошли под Варшаву. Видим заводские трубы. Устали бойцы, измотали себя и лошадей - вспоминает Сергей Дмитриевич, участник гражданской войны.

    А орден Красного Знамени  Константин Прокопьевич получил за взятие деревни Кривки. Летом это было 1920  года при прорыве на польском фронте, в Белоруссии.

    Их было пять братьев. Любили они собираться в отцов­ском доме, где потом проживал Константин Прокопьевич. Помню, сидят они и рассказывают о войне. Костя больше молчит. Не любил он вспоминать прошлое. Уж больно видно война ему осточертела. Послушает он своих братьев, послу­шает, да и заведет патефон. Была у него любимая песня, ко­торая кончалась словами: «По коням!!!», и потекут у пего крупные и обильные слезы. Подползет к нему сынишка Колька, любимец, погладит отец его по голове и скажет: «Ну, гвардия, хватит врагов и на твою жизнь». Подбросит его на колени  и   вполголоса скомандует: « По коням!!!».

    Кузьмин Константин Прокопьевич (1894-1936 г.г.)

    Родился в деревне Окулковской (Гора). Родители: мать – Кузьмина Аполинарья Никаноровна, отец – Прокопий  Евлович. Семья была большая пять братьев и одна сестра. Жена – Ираида Лукьяновна. Было у них пятеро детей: два сына и 3 дочери – Анна, Мария, Александра, Валентин и Николай

    Когда вернулся с войны, Константин Прокопьевич был в числе организаторов Советской власти в Пакшеньге. В 1931-1932 годах работал председателем сельского совета. В это время были ТОЗы. Позднее работал на сплаве начальником.

    Погиб трагически в 1936-7 году

    Ленинский путь - 4 декабря 1966 г.

    Please publish modules in offcanvas position.