Рецепты выживания
Окончание. Начало в № 26, 27, 28
Возвышалась некогда над Пакшеньгой каменная церковь. Но «разбомбили» её, а колокол пожарным набатом сделали.
Долго он пакшарам в этом статусе служил, но нашлись лиходеи, увезли колокол невесть куда.
Говорят, отыскался он потом.
Но безоговорочных доказательств нет.
Зато не требует доказательств факт, что Горбуновы -одна из самых распространённых пакшеньгских фамилий.
Наталья ДЕДОВА
У колодца расписного
Фамилию Горбунова носила до замужества и Татьяна Соколова. Только давно это было. Теперь уже сын взрослый. А дочь Раиса даже замуж успела выйти, и сама вот-вот мамой станет. Вместе с мужем Евгением они часто в Ефремковскую наведываются, матери с братом по хозяйству помочь. Работы-то в деревне всем хватает.
- Хороший у Раи муж, - радуется за дочку Татьяна. - Он и как зять хороший, и как человек.
А тот только улыбается в ответ. Под конец, правда, не утерпел, выдал тайну, что как увидел Раю впервые, так с ходу и влюбился. Как в песне Максима Леонидова «Девочка-виденье», оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, да только девушка в тени городских улиц к тому времени растворилась. Но так запала в душу, что задался Женя целью отыскать её во что бы то ни стало. Искал-искал... Нет, не встретил больше нигде. Пока на сайте ВКонтакте на Раину страницу случайно не наткнулся...
Свадьбу молодые в Ефремковской играли, в том самом доме, где майским солнечным днём знакомство с двумя поколениями одной семьи и состоялось.
Нет, траву никто из них не косил на этот раз. Молодые машину мыли - недавно из Вельска приехали, Татьяна по хозяйству управляла. Она тоже не так давно в Ефремковскую прибыла. Только не из райцентра. С севера, где вахтами работает. Как отпуск дали, так и приехала домой. Как раз на начало огородного сезона попала.
- Брат с сестрой в Архангельске живут. Пока я работала, они рассаду наростили, мне сюда привезли, - делится рецептом семейного единства она. - Я в тепличку всё по-
садила, на грядки. Когда уеду, брат с сестрой, дочь с зятем и племянница будут участок обихаживать. А к уборке урожая я опять вернусь. Вот так, уезжаю-приезжаю, а возле дома всё цветёт, пахнет, новыми узорами разрисовывается.
Во дворе, действительно, всё в ярких рисунках. Где кисть самодеятельных художников крылечка ли, колодца, скамеечки касается, там новый цветок и распускается. А что? Очень удачное решение. Живые-то цветы осенью под снег уйдут, а рисованные и зимой глаз прохожего будут радовать.
Мимо не прошла
О том, что Ефремковская из двух половинок состоит, узнать удалось далеко не сразу. Про первую
- Браниху - ничего не скажу. Про неё никто из местных ни полсловом не упомянул. Зато про Огулевскую не только рассказывали, но и показали.
Как следствие, просто так я мимо пройти не смогла - потопала по оставшимся после дождя лужам любоваться на деревянных гусей-лебедей и такие же ромашки, расцветшие в умелых руках хозяев рядом со слуховыми окнами крыш. А заодно и с огулевцами пообщалась.
Удивительный они народ. С «изюминкой». То имя назовут, а фамилию не скажут, то наоборот. Мол, и так в деревне на слуху. Ну да не так важно это. Зато хоть и ассоциируют себя больше с ефремковцами, но подсказали, что «от церквы шла» их Огулевская.
Если от новой, которая сейчас на месте бывшего дома священника стоит - от церкви святой Матроны Московской, так скажу: впечатляюща по размерам была деревня.
Ветерок дальневосточный
Людмила в Огулевскую из Шокши переехала. Не пакшарка она родом - благовещенка. Не наша, не вельская, - дальневосточная. Вот так вот: жила себе в г. Благовещенске спокойно, никуда не торопилась, а как окончила ветеринарный техникум, откуда ни возьмись, попутный рабочий ветерок налетел! Подхватил да и унёс на юг Архангельского Севера.
Фамилию свою Людмила наотрез называть отказалась. Отшутилась:
- Дальневосточная она у меня.
Но хоть в Пакшеньге тоже все фамилии хорошие, замуж я второй раз, как мужа похоронила, не стала выходить. Посмотришь на мужиков - одни пьяницы. Так что второе ярмо себе на шею вешать не хочется. А дом и пёс Дозор хорошо охраняет. Злой он. Глядит строго. Кто-то ещё на том конце улицы идёт, а он уже гавкает.
Вот это точно. Дозоров лай я услышала, едва к первой огулевской луже подступилась. По нему и поняла: люди в деревне есть.
Дом Людмилы почти в середине двухрядной улицы, в густой зелени прячется. Как, кстати, и все другие деревенские строения. Пока мимо не пойдёшь, в подробностях не разглядишь. Живётся здесь людям так же, как другим деревенским, - не лучше и не хуже.
- Вот по телевизору показывают: дрова мужик колет. Представляете - топором вручную! - иронизирует Людмила. - А мы чем их колем? Тоже руками! Все в деревне надо своими руками да ногами делать.
Балагуры
Истину её мужики в соседнем дворе тут же подтвердили. Не словом - делом. Вернее, попыткой его. В планах ремонт косилки рисовали, да я не вовремя подошла. Так что пришлось всё внимание с бездушной техники на нежданную гостью переключать.
Балагурами Третьяков и Лодыгин теми ещё оказались. Как начали в два голоса историю местности рассказывать, чуть совсем в названиях и понятиях не запутали. Однако и прояснили кое-какие моменты, сами того, похоже, не ведая. Например, местоположение хуторов Монкова, Марьина Ручья, Иванского. Теперь, где они стояли, я тоже смогу из любого огулевского двора рукой показать. А вот поточнее координаты дать... Не-е, это по-прежнему та ещё задачка!
Зато сверхсерьёзный вопрос, откуда в ручье на Лычном меева (по словарю - мейва) взялась, напрочь существовать перестал. Мужики-то, собеседники мои, рыбаками представились. Правда, и посмеялись тут же над своим увлечением:
- Больше всего мы рыбу в магазине любим ловить. А если в реке приходится, так ту, что попадётся. Щука, само собой, самая желанная. Но желаний ей не загадывали. Не до них как-то. Да и бобров в Пакшеньге и в Чурге больно много развелось. Выели они всю рыбу.
Что такой мелочи, как меева, касаемо, дело другое. В ручье, что по Лычному хутору течёт, её столько, что хоть руками лови. Долго мы удивлялись, откуда она там: ручей-то не в речку - в болото впадает. Пока дядька Валька Горбунов не просказался, что меев в реке наловили и в ручей запустили. Те и прижились. Бегают теперь по ручью туда-обратно.
Степанковская историческая
Второе название Степанковской - Мараконская. Откуда оно пошло, сказать гораздо труднее, чем первое - именное - объяснить. Вполне возможно, без глагола «мараковать», то есть малость понимать, разбираться в чём-нибудь не обошлось, а может, и ни при чём он совсем.
Версий по поводу необычного для северной деревни названия в достатке. Особенно мне та по душе пришлась, в которой о подмене букв говорится. Мол, проще деревенскому люду было Мараконская произносить, чем Марафонская, вот и пошагало название от поколения к поколению. А откуда взялось оно? Так от того, что больно долго деревня вдоль дороги тянулась. И десяти минут не хватит, чтоб всю
Версий по поводу необычного для северной деревни названия в достатке. Особенно мне та по душе пришлась, в которой о подмене букв говорится. Мол, проще деревенскому люду было Мараконская произносить, чем Марафонская, вот и пошагало название от поколения к поколению. А откуда взялось оно? Так от того, что больно долго деревня вдоль дороги тянулась. И десяти минут не хватит, чтоб всю прошагать.
Но тут заковыка и кроется. Которое же название тогда первоначальным было - официальное Степанковская или народное Мараконская?
Если первое, всё более-менее понятно. В XIX веке здесь всего полтора десятка изб стояло. Если второе... Нет, точно, нет. Потому что тогда получается, что Мараконской деревню начали в XX веке величать, когда количество изб в ней под сотню подскочило.
Слыхала я от старожилов, что именно столько их к началу Великой Отечественной войны было построено. Чтоб не путаться да стахановским движением людей на сельскохозяйственные подвиги вести, деревню даже на три участка (бригады) поделили - первую (верхний край), вторую (середину) и третью (нижний, ближний к сельсовету край). Только летом 1943 года беда случилась - в самой серёдке деревни дом по детскому недогляду вспыхнул. А люди-то что? А люди кто на войне, кто в поле...
Пока женщины да подростки до деревни добежали, пока решали, как с пожаром бороться, огонь на соседние дома перескочил. И выгорела в тот день в Мараконской почти вся середина - 14 самых больших домов. Как остальные отстояли, пакшары-старожилы до сих пор удивляются: по деревенской улице к полыхающим домам подступиться совсем невозможно было...
Спасибо, что помните
В послевоенные годы в Мараконской в 72 домах проживало двести восемнадцать человек. Теперь и домов столько нет, и постоянных жителей двое всего.
- За рекой моя родина, но там теперь всё ликвидировано, - глядя в сторону, где стояла когда-то её родная деревенька, говорит Галина Шаманина. - От папы я трёх лет осталась. На войне его убили. Брату Валентину на ту пору едва шесть месяцев исполнилось.
Родом Галина Михайловна зареченская, но замуж вышла на Антро-шево. Когда и та деревня за ненадобностью в чёрных списках очутилась, купили Шаманины дом и в Степанковскую его перевезли.
- Поневоле ехали сюда, хоть и ближе на работу стало ходить, - продолжила рассказ собеседница. - Муж механиком в гараже трудился, я в доярках всю жизнь. В семнадцать лет, со школьной скамьи к коровам ушла. Мама ревела, да я ей сказала: «Не реви, чего уж. Потихоньку справимся». И справились. А сейчас жисть-то больно худа стала. Зимой-то вот только с Николаем Алексеевичем Горбуновым в деревне и живём. Встретит он меня на улице, говорит: «Всё смотрю, у тебя свет ли есть...» Я в ответ: «А я у тебя смотрю, есть ли, нет...».
В 79 лет доброжелательности, улыбчивости, стройности Галине Михайловне не занимать. Во всём чувствуется её хозяйственная женская рука: на дворе - чистота и порядок, на огороде картошка с луком вовсю топорщатся.
- Без огорода в деревне никак, - убеждена она. - И помыть, и постирать тоже надо. Я не люблю грязное. Раньше всё на речку на тележке в бурачке бельё полоскать возила, а теперь давно не бывала - в гору идти надо, а тяжеловато - ноги болят. Зовут меня в Архангельск жить, но не хочу. Сегодня вот, перед вами, телефон звонил, так пока я шла, перестал. Не знаю, кто и был. Подняла трубку, послушала гудки и сказала: «Ну, в другой раз позвоните. Спасибо, что помните».
Нет, Галина Михайловна на нехватку общения не жалуется. Родственники часто звонят - из Архангельска, из Санкт-Петербурга. Иногда наведываются. Да и на колодец, который у неё на двоих с соседкой, то путешественники, то рабочие нет-нет да забегут. Хоть и обветшал он, скосился в последние годы, и ремонта требует, но водой безоговорочно всех желающих поит. И в гостеприимстве ему не откажешь, как и хозяйке, которая огорчилась, что чаем не напоила из-за торопливости нашей, но пригласить не забыла: - Вы ко мне на пироги приезжайте, только позвоните прежде, чтоб напечь успела.
А ведь и заедем как-нибудь!
